Трудно сказать, о чём мечтал будущий писатель, юный лодзинский маляр, но присущая ему любовь к жизни согревала его, не давала прийти в уныние от всепоглощающей скуки размеренного мещанского быта. В сером мире пошлости, лицемерия, корысти, душевной низости, среди подавленных нуждой людей Зозуля ловил каждый проблеск благородства и гуманности, каждую крупицу радости. Пусть эта радость мимолетна, как видение женщины, скользнувшей на киноэкране («Душа полотна»), но и этой радостью надо жить.
Зозуля не определяет города, где происходит действие рассказа «Душа полотна» (1915). Он вообще скуп на географические названия. Если в данном случае легко предположить, что это Лодзь, то обычно писатель даёт такие-то обобщённые портреты городов, как и портреты отдельных людей со сгущенными синтетическими чертами их характеров.
Герой, от имени которою ведется повествование в «Душе полотна», — самый обыкновенный человек, мелкий служащий какой-то конторы. Он остро чувствует своё одиночество в этом городе, охваченном скукой и равнодушием. Ему скучно жить, скучно любить… Он приходит к девушке и от скуки объясняется в любви, а она равнодушно выслушивает его признания. И вдруг странная мечта озаряет эту серую жизнь. Герой влюбляется в актрису, играющую нелепую роль в бессмысленной кинокартине «Стеклянный гроб». Отныне появляется цель жизни — найти безвестную актрису, мелькающую перед ним на полотне. Влюбленный тщетно хочет найти иною мечту, идёт ради неё на преступление, доходит до полного отчаяния. При всём печальном развитии этой маленькой, но философски значительной истории Зозуля вкладывает и сердце читателя веру в красоту мечты, пусть дерзкой и недостижимой, но приносящей хотя бы кратковременное торжество над пошлой, однообразной жизнью.
Рассказ «Душа полотна» был написан уже после того, как Зозуля оставил Лодзь. Маляром он работал недолго, но навсегда сохранил любовь к краске, колориту, тонам и полутонам. Стены небольшой московской квартиры Зозули были увешаны его картинами, и этот вечно занятой, деятельный человек в немногие часы досуга со страстью занимался живописью. Как-то стоя со мной на площадке лестницы тогда ещё нового здания газеты «Известия» на Страстной (ныне Пушкинской) площади, он пристально посмотрел в огромное окно, откуда виднелись розовеющий Страстной монастырь, панорама Тверской улицы с пешеходами, трамваями, извозчиками, автомобилями, и сказал:
— Я когда-нибудь приду сюда с мольбертом и напишу, непременно напишу этот московский пейзаж, но так, чтобы было видно и стекло окна, сквозь которое буду писать. Трудно, чертовски трудно передать на картине стекло.