— Товарищ комиссар, а если кто с нами попросится? — Я решил вмешаться. — Не думаю, что немцы и румыны спокойно отнесутся к гибели своих солдат, а чтобы хоть как-то оградить наших граждан от репрессий, нужно вывезти за пределы села трупы румын.
— Неплохая мысль. — Мехлис потер лицо и досадливо поморщился: — Чуприн! Назначь четырех бойцов, пусть закидают трупы в грузовик и вывезут за село, в овраг какой-нибудь. А добровольцы… Принимайте, только так, чтобы мы их вооружить могли. Действуйте, товарищи. Времени мало.
Зильберман предположил, что общаться с людьми лучше в помещении колхозной администрации, и мы отправили нескольких вездесущих мальчишек по селу созвать людей для разговора. Минут через пятнадцать в комнату собраний набилось человек сорок, а еще больше собралось на улице. Переглянувшись, мы решили сначала поговорить со всеми сразу. Выйдя на крыльцо, Яша начал «двигать речь». Послушав его, я поморщился — сплошные лозунги! Ну нельзя сейчас так, люди другого ждут! Поэтому, перебив Зильбермана, я вышел вперед:
— Товарищи! — и замолчал: в горле вдруг пересохло. На меня смотрели десятки глаз, с надеждой, со страхом, ехидно. Не было только безразличия в этих молодых и старых глазах. Мне показалось, что они мне говорят: «Давай, давай, ври, защитничек!» — и именно эта мысль встряхнула меня. — Товарищи! Не буду говорить вам красивых слов и врать. Вы сами видите — фашисты прорвали фронт, мы вынуждены отступать, отдавая вас во власть врагов. Простите нас и поверьте — это ненадолго! Как бы ни было сейчас тяжело, мы победим! И они ответят за все! В вашем селе мы уничтожили подразделение румынской армии, чтобы не навлечь на вас месть захватчиков, трупы вывезли подальше от села. Пока мы можем только так попытаться сохранить ваши жизни. У нас есть к вам просьба. Именно просьба, не приказ. Может быть, если кто-то из вас видел немецкие части или знает важную информацию, придите в контору, расскажите нам об этом. И еще: если кто хочет записаться в ряды Красной армии, прошу туда же. Вот, товарищи, и все, что я хотел вам сказать.
На площади было тихо, люди молча стали расходиться, лишь изредка переговариваясь между собой. А я пошел в контору, не обращая внимания на ошалелого Зильбермана. Усевшись за большой стол, я спросил:
— Яш, а что ты так занервничал?
— Андрей, ты вообще умеешь думать? — возмущенно, еле сдерживаясь от перехода на крик, проговорил тот. — На хрена ты это все наговорил? Думаешь, похвалит тебя Мехлис за эту инициативу? Да скорее он тебе по бестолковке настучит, чтобы…