Мне выпала честь знать покойного Джека Крэбба – пионера дикого Запада, переселенца, прибившегося к Шайенам, следопыта, ганфайтера, охотника на бизонов – в последние дни его земного бытия. Думаю, краткий отчёт о моих встречах с этим необыкновенным человеком будет здесь нелишним, ибо есть все основания полагать, что, если бы не моё, так сказать, конструктивное участие, эти удивительные воспоминания никогда не увидели бы свет. Нижеследующие страницы, я уверен, подтвердят справедливость этого на первый взгляд нескромного заявления.
Осенью 1952 года, после операции по поводу искривления носовой перегородки, я сидел дома и долечивался под присмотром немолодой уже сестры – сиделки по имени Уинлфред Бэрр. Миссис Бэрр была вдовой, и поскольку сейчас она уже отошла в мир иной (в результате несчастного случая, когда её маленький «Плимут» столкнулся с грузовиком, развозившим пиво), думаю, она не обидится, если я аттестую её как особу дородную, чрезмерно любопытную и весьма зловредную. Помимо того, она обладала невероятной физической силой, и купая меня в ванной, управлялась со мной играючи, словно с младенцем, хотя я мужчина довольно крупный.
Отдавая дань нынешней моде на исповедальный жанр в литературе, я бы добавил, пожалуй, что во время этих процедур я не испытывал ни малейшего волнения сексуального характера. Я ненавидел эти помывки и прибегал ко всем мыслимым и немыслимым ухищрениям, чтобы от них избавиться. Увы – тщетно! Похоже, она просто добивалась, чтобы я её уволил – стремление самоубийственное, принимая во внимание, что работа сиделки была для неё единственным источником существования. Но миссис Бэрр была из тех людей, которым их принципы не дают покоя, как пьянице – его пагубная страсть. Дело в том, что её покойный муж тридцать лет проработал на железной дороге машинистом товарного поезда, вследствие чего у неё сложилось совершенно чёткое представление о том, как должен выглядеть совершеннолетний американец мужского пола: он, по её мнению, должен ходить в комбинезоне, вымазанном мазутом, и полосатой брезентовой кепке с длинным козырьком. Она не считала моё физическое недомогание достаточно серьёзным, чтобы претендовать на услуги сиделки (хотя нос у меня и распух, а под глазами были мешки). Кроме того, миссис Бэрр с неодобрением относилась к источнику средств существования, которым я пользовался. Отец мой, человек обеспеченный, ежемесячно выделял мне небольшое пособие, которое и позволяло мне предаваться своим литературным и историческим изысканиям, не испытывая нужды зарабатывать хлеб насущный ежедневным трудом в поте лица и не слишком интересуясь жизнью тех, кто такую нужду испытывал, хотя я и относился к ним с глубочайшим уважением. Она с нескрываемым подозрением относилась к тому обстоятельству, что в свои 52 года я оставался холостяком, и даже позволяла себе кой-какие бестактные намёки по этому поводу (причём, намёки абсолютно несправедливые: я был когда-то женат, среди моих знакомых множество особ женского пола, и некоторые из них навещали меня, покуда я был прикован к постели, и, наконец, смею вас уверить, что в моём гардеробе нет предметов женского туалета). Миссис Бэрр доставила мне немало неприятных минут, и вам может показаться странным, что я уделяю ей столько внимания в этом ограниченном по объему предисловии, единственной целью которого является предварить и рекомендовать вашему вниманию важный документ истории Дикого Запада, чтобы затем скромно отойти в тень, более привычную для меня. Но так уж, видимо, заведено в этой жизни, что в качестве инструмента для достижения своих неисповедимых целей Провидение зачастую выбирает из всех достойных внимания кандидатов такое во всех отношениях никчемное создание, каким являлась моя бывшая сиделка.
