Короче говоря, в один прекрасный день вызывает меня главный тамошний чин – генерал в бакенбардах – и говорит:
– Ну, вот, Джек, мы подыскали для тебя прекрасную семью. Будешь сыт, одет, обут, будешь ходить в школу, у тебя будет чудный отец, он будет тебя воспитывать и не даст отбиться от рук. Тебе придётся многое наверстать, но парень ты сообразительный – справишься» Ну, а если с годами захочешь последовать примеру наших бравых ребят и посвятить себя военной службе – что ж, милости просим, я сам дам тебе рекомендации.
Тут он уткнулся в кипу бумаг, а его адъютант проводил меня за дверь. На улице я увидел своего капеллана. Он стоял возле тарантаса и беседовал с толстяком невероятных размеров, что сидел на облучке с вожжами в руках…
Надобно вам сказать, что генерала этого я видел в первый и последний раз. И ни он, ни кто-либо другой в Ливенворте ни разу не спросил у меня ни слова про индейцев, с которыми я прожил пять лет. Правда, Шайенам тоже ни разу не пришло в голову расспрашивать меня про повадки бледнолицых – даже тогда, когда те начали их громить. Ей-Богу, покуда не собьешь человека с ног да не приставишь ему нож к горлу – как я тому солдафону – до тех пор он тебя слушать не станет, хоть умри. Никто не хочет знать правду, никому она не нужна…
Короче, вывели меня на улицу, к этому тарантасу, а капеллан говорит:
– Ну, вот и наш маленький дикарь.
У его собеседника была чёрная стриженая борода и чёрный сюртук, который на его пузе, конечно, не сходился. Он был жирный, но не рыхлый, как зачастую бывает, а тугой, как барабан. Да-а, бывали такие в старину: пузо громадное, как котёл, и всё сплошь – сало, а треснешь его по этому пузу – кажется, что там одни мускулы. Мне доводилось видать таких красавцев на картинках, и я сразу решил, что этот, небось, из таких.
И сразу у меня в мозгу замелькали картинки, как мы с ним разъезжаем по городам и выступаем в цирке, жмем по восемь пудов каждой рукой, рвем железные цепи и все такое прочее, потому что капеллан как раз сказал:
– Вот, Джек, этот добрый человек любезно согласился взять тебя к себе. Почитай его, как родного отца, ибо он теперь и есть твой отец по всем законам.
Толстяк взглянул на меня поверх бороды, повел могучими плечами и прогремел голосом, который словно донесся со дна каньона.
– Фургоном править можешь, парень?
Я посмотрел на него, и мне почему-то захотелось угодить ему. Поэтому я ответил:
– Да, могу. Хорошо могу. Очень даже…
– Ты лжец, парень, – пророкотал он. – Ибо кто же мог тебя этому обучить, если ты рос среди индейцев?