Сильный запахъ лука и чеснока несся изъ-за изгороди, а тамъ, гдѣ стояла Мерседесъ, пучками висѣли между листвой мелкія кислыя уже зрѣющія вишни, невысокое деревцо протянуло свои вѣтви черезъ изгородь къ полуденному солнцу, – лучшіе сорта плодовыхъ деревьевъ, казалось, не воздѣлывались по ту сторону.
Какой-то пронзительный звукъ нарушилъ тишину, царившую также и по ту сторону изгороди, отворилась и затворилась калитка на заржавѣвшихъ петляхъ. Послышались твердые шаги по песчаной дорожкѣ; они медленно направлялись по прямой линіи и вдругъ свернули на мягкую почву по направленію къ изгороди.
Донна Мерседесъ отступила подъ вліяніемъ какого-то страннаго чувства, какъ будто бы шедшая по ту сторону должна была переступить черезъ изгородь и приблизиться къ ней… Она направилась къ липамъ у пруда, но прежде чѣмъ она ступила на дорожку, ведущую къ аллеѣ, она невольно обернулась назадъ, какъ бы притягиваемая какой-то магнетической силой: это были два сверкающіе глаза, устремленные на нее черезъ изгородь…
Ей знакома была эта голова съ діадемой изъ волосъ съ блѣднымъ восковымъ лицомъ и узкими тонкими губами, которыя однажды вечеромъ произнесли съ такимъ горемъ: „онъ умеръ“… У нея сердце замерло отъ удивленія. Теперь она знала, что означали таинственныя ночныя явленія въ галлерѣе, – это была неумолимая женщина, съ жестокой суровостью и упрямствомъ оттолкнувшая отъ себя сына и мужа и прогнавшая ихъ за океанъ искать себѣ новаго отечества. Все еще прекрасная, походившая на статую женщина эта была предшественницей гордой испанки, первой женой маіора Люціана. Оба они ужъ покоились въ землѣ, а она, такъ самовольно распорядившаяся ихъ судьбой, причинившая имъ столько горя сильная здоровая женщина, пережила ихъ – она жила и страдала. Да, она страдала, это доказывало ея почти окаменѣвшее отъ горя лицо. Пришла Немезида и коснулась этой совѣсти, кто знаетъ, какъ давно уже. И въ потрясенную душу закралось новое чувство; до сихъ поръ можетъ быть она только догадывалась о немъ, теперь же была увѣрена въ этомъ, чувство къ невинному бѣлокурому ребенку, такъ походившему на ея отвергнутаго сына, – любовь бабушки оказалась сильнѣе гнѣва матери.
Донна Мерседесъ пошла къ ней, и та на этотъ разъ не уклонилась отъ нея. Она должно быть стояла на скамьѣ, потому что съ земли нельзя было ничего видѣть черезъ высокую изгородь. Обѣими руками раздвинула она разросшіяся вѣтви кустарников; видно было ея широкія плечи и ея все еще изящный бюстъ. Она стояла неподвижно – съ начала болѣзни Іозе она стояла такъ ежедневно, чтобы получить отъ кого-нибудь изъ сосѣдней прислуги извѣстія о ребенкѣ, съ которымъ такъ дурно поступилъ въ ея домѣ наслѣдникъ монастырскаго помѣстья, и который вслѣдствіе этого опасно заболѣлъ.