– Дитя… – начала она и тотчасъ же замолчала, точно испугавшись звуковъ собственнаго голоса, которые много, много лѣтъ спустя снова раздавались въ сосѣднихъ владѣніяхъ.
Молодая женщина стояла молча на мѣстѣ, ожидая, что будетъ. Она стояла такъ близко къ этой женщинѣ, что несмотря на сумерки могла разсмотрѣть каждую черту ея лица; и теперь она поняла, что отецъ и сынъ, люди мечтательные и съ горячимъ сердцемъ должны были подчиниться ея власти. На ея высокомъ челѣ лежалъ отпечатокъ деспотизма и желѣзной воли, донна Мерседесъ теперь сама была свидѣтельницей, какъ въ душѣ этой женщины боролись за первенство упрямство и благородное, горячее, быстро развивающееся чувство.
– Я бы хотѣла знать, что малютка… – начала она снова нетвердымъ голосомъ, не слыша отъ молодой женщины ни одного ободряющаго слова…
– Іозе Люціанъ, хотите вы сказать, – твердо и повидимому совершенно спокойно промолвила донна Мерседесъ, хотя сердце у нея билось такъ сильно, что біеніе его, казалось ей, можно было слышать. Съ восклицаніемъ ужаса женщина отступила назадъ;>кусты съ шумомъ сомкнулись за ней, и донна Мерседесъ боялась, не упала ли она вмѣстѣ со скамейкой, но вслѣдъ за тѣмъ, сильныя бѣлыя руки снова раздвинули чащу и блѣдное лицо появилось опять, но теперь выраженіе его было сурово.
– Развѣ я спрашивала объ имени? – сказала она мрачно и нелюбезно. – Какое мнѣ до него дѣло. Зачѣмъ мнѣ знать, какъ зовутъ чужихъ дѣтей, которыхъ нашъ необузданный мальчишка приводитъ къ намъ въ домъ. – Эта женщина въ раздраженіи на свою слабость, сама вонзила себѣ ножъ въ сердце этими ледяными словами. – Я хотѣла только знать, можно ли спасти жизнь мальчика, и спрашивала только объ этомъ. Маленькій сынъ моего брата…
Рѣзкій пронзительный дѣтскій голосъ прервалъ ее.
Замолчавъ и очевидно испугавшись она оглядѣлась кругомъ и даже посмотрѣла на темнѣющее небо. Донна Мерседесъ увидѣла, какъ между вѣтвями высокаго дерева, точно кошка, скользило длинное тонкое тѣло, и очень ловко спустилось по стволу на землю.
Это былъ мальчикъ, незадолго передъ тѣмъ бросавшій камни въ прудъ. Слышно было, какъ онъ бѣшеными скачками бѣжалъ по лужайкѣ къ дому и кричалъ грубо и дерзко: „Погоди, тетка Тереза, я скажу папѣ, что ты разговариваешь съ людьми изъ дома Шиллинга!“
Калитка съ шумомъ и скрипомъ отворилась и затворилась, въ ту же минуту исчезла и женщина отъ изгороди.
Молодая женщина напрасно ожидала ея возвращенія, она слышала только поспѣшно удалявшіеся шаги.
Странно было у нея на душѣ. Сейчасъ она стояла лицомъ къ лицу съ матерью своего брата, – она всегда питала ненависть къ этой своенравной женщинѣ, а съ тѣхъ поръ, какъ она увидѣла монастырское помѣстье, изъ котораго происходила первая жена ея отца, къ этому чувству присоединилось еще отвращеніе къ какимъ либо столкновеніямъ съ ней. Это послѣднее исчезло при видѣ величественной гордой фигуры матроны. Она вполнѣ поняла, что эта женщина могла быть предметомъ юношеской любви маіора Люціана; она поняла теперь послѣднее горячее желаніе брата примириться съ матерью и пробудить въ ея сердцѣ любовь къ его сиротамъ… Какъ ни стараласъ она изъ-за упрямства и неуклонно проводимыхъ принциповъ казаться по наружности холодной и недоступной, въ глубинѣ души ея таилось горячее чувство, злѣйшій врагъ, съ которымъ она должна была бороться, настоящій бичъ, посланный природой прекрасной дочери Вольфрамовъ, сдѣлавшій ее тѣмъ, чѣмъ она казалась, „ледяной сосулькой“, непримиримой, недовѣрявшей своему сердцу, какъ дурному совѣтнику и постоянно отгонявшей отъ себя его нашептыванія. Донна Мерседесъ угадала эту таинственную черту, – это была родственная ей натура. Но странная загадка! Женщина, такъ самовольно распорядившаяся судьбой своихъ близкихъ, никогда не уступавшая, бѣжала отъ злой дѣтской угрозы, и донна Мерседесъ должна была убѣдиться, что часто сильныя природы уступаютъ злобнымъ и ничтожнымъ.