Шаги раздавались все далѣе и далѣе и, очевидно, приближались уже къ дому, когда дверь шумно распахнулась, и сильный мужской голосъ произнесъ нѣсколько словъ, которыхъ нельзя было разобрать; потомъ послышался короткій рѣзкій смѣхъ, такой злобный и оскорбительный, что раздражалъ даже постороннюю слушательницу.
Но маіорша очевидно успѣла уже овладѣть собой, и донна Мерседесъ услышала, какъ она сказала своимъ звучнымъ ледянымъ голосомъ: „развѣ я твоя плѣнница, Францъ? Или мы на старости лѣтъ будемъ разыгрывать роль опекуна и воспитанницы? Оставь меня! Что тебѣ вздумалось такъ грубо кричать на меня, когда я исполняю только долгъ приличія, освѣдомляясь о ребенкѣ, который заболѣлъ по нашей винѣ“.
И она ушла въ домъ. Дверь захлопнулась, и въ сосѣднемъ саду воцарилась тишина.
Донна Мерседесъ покинула свой постъ. Точно во снѣ, обуреваемая новыми мыслями и чувствами прошлась она еще нѣсколько разъ взадъ и впередъ по аллеѣ и наконецъ направилась къ дому.
Сильно стемнѣло. Изъ лампы съ бѣлымъ шаромъ висѣвшей въ сѣняхъ, разливался ослѣпительный свѣтъ и черезъ широко открытую дверь полосой падалъ на лѣстницу. Донна Мерседесъ только что хотѣла поставить ногу на нижнюю ступеньку, какъ вдругъ увидѣла, что изъ противоположной, также отворенной двери въ переднюю вошла дама, a вслѣдъ за ней другая.
При видѣ первой фигуры донна Мерседесъ невольно вздрогнула – длинная, какъ тѣнь, узкая и сѣрая, двигаясь безшумно, точно босикомъ и пытливо поворачивая во всѣ стороны лицо, она казалась семейнымъ духомъ шиллингова дома. Но у этого духа былъ человѣческій голосъ, въ которомъ звучало нервное раздраженіе и негодованіе.
– Боже мой! что за нищенское entrée, [33] – сказала она слезливымъ тономъ, какъ подобаетъ раздраженной знатной дамѣ. – Двери всѣ настежь, точно въ кабакѣ, и нигдѣ никого изъ прислуги… Пожалуйста, Адельгейда,>- обратилась она къ другой дамѣ, которая съ видимымъ неудовольствіемъ стряхивала соломинки со шлейфа своего чернаго платья, – дерни звонокъ и какъ можно сильнѣе.
Дама въ черномъ платьѣ тотчасъ же вернулась въ сѣни и сдѣлала, какъ ей было приказано, но колокольчикъ не издалъ никакого звука.
Между тѣмъ, какъ дама въ сѣромъ стояла, точно окаменѣлая, другая прошла мимо нея и повернула въ коридоръ, находившійся съ южной стороны.
– Робертъ, куда вы забились, – закричала она повелительно, наклоняясь надъ лѣстницей въ нижній этажъ.
Громкій голось, казалось, имѣлъ электрическую силу. На лѣстницѣ послышались быстрые шаги, и Робертъ, а за нимъ садовникъ, дворникъ и конюхъ появились, запыхавшись въ передней.