– И меня тогда „по шапкѣ“, Анна Игнатьевна? – усмѣхнулась Настенька.
Анна Игнатьевна снова потупилась.
– Я тебѣ клятву дала, что свою долю ты получишь! – проговорила она.
– Ну, клятва – это вещь… легкая, Анна Игнатьевна! – возразила бойкая, опытная въ житейскихъ дѣлахъ Настенька. – Клятвамъ нынѣ не вѣрятъ, а вы мнѣ… вы мнѣ, Анна Игнатьевна, векселекъ напишите…
– Ловка ты и опытная не по годамъ, дѣвка! – криво усмѣхнулась Анна Игнатьевна.
– Ужъ какая есть, не взыщите…
– А если мнѣ мамашенька то оставитъ „гребень да вѣникъ, да грошъ денегъ“, тогда что?… Замытаришь ты меня векселемъ-то…
– Да что-жъ мнѣ васъ нищую-то мытарить?
– А за то… за то, что тамъ было… въ твоемъ домѣ…
– Ну, вотъ!…
– Ты ужъ лучше такъ повѣрь! – продолжала Анна Игнатьевна. – Вѣдь, и тогда тайна-то моя у тебя въ рукахъ будетъ…
– Правда и то… Ладно, послушаюсь, авось, ничего особеннаго не случится…
Въ этотъ-же вечеръ объявила Анна Игнатьевна о своемъ рѣшеніи дочери.
Вѣра затуманилась.
– Что носъ повѣсила? – сурово спросила у нея мать. – Бабушку что-ли жаль?…
– Жаль, мама…
– Нѣжности какія!… Сама вановата, сама все надѣлала… Бабушка-то рѣшила отдать тебя въ науку Салатину.
Лицо дѣвушки вспыхнуло яркимъ румянцемъ.
– Николаю Васильевичу? – воскликнула она.
Краска эта не ускользнула отъ вниманія Анны Игнатьевны.
– Да, Николаю Васильевичу… Все тогда пропало… Ты что покраснѣла-то это?…
– Ничего, мама! – въ сильнѣйшемъ смущеніи отвѣтила Вѣра.
– То-то!… He влюбилась-ли еще съ большого ума въ парня-то?… На что другое, такъ мы дуры, а на это, такъ насъ хватитъ… Смотри у меня!… Надѣлала хлопотъ, надѣлала бѣды, такъ еще не надѣлай, ему не разболтай!…
Анна Игнатьевна подошла къ дочери и взяла ее за обѣ руки.
– Помни, Вѣрка, что тогда нѣтъ тебѣ пощады! – прошептала она, зловѣщимъ взглядомъ смотря на дочь.
Вѣра заплакала.
– Будетъ! – крикнула Анна Игнатьевна. – Такую „любовь“ задамъ, что небо съ овчинку покажется!…
Она толкнула дочь и ушла, рѣшивъ уѣхать какъ можно скорѣй, а до отъѣзда не допускать Вѣру до Салатина.
Дѣвушка и сама избѣгала Николая Васильевича.
Она полюбила этого ласковаго, „важеватаго“ красавца, полюбила первою любовью, которая, какъ вешній цвѣтокъ, распустилась въ ея юномъ сердцѣ…
Полюбила… влекло ее къ Салатину, но она смертельно боялась встрѣчи съ нимъ, совершенно не умѣя ему лгать, и бѣгала отъ него подъ разными предлогами, сгорая желаніемъ видѣть его, говорить съ нимъ, слушать его голосъ…
Страдала она ужасно!…
Страдала отъ тоски по немъ, страдала въ своей роли „самозванки“, страдала отъ страшной лжи…
Страдала и отъ того еще, что видѣла сближеніе Салатина съ Настенькою…