Наконец она жестко оборвала его.
— Наша любовь? Никогда больше не говорите о ней.
— Откровенно говоря…
Она захохотала.
— Откровенно? Да знаете ли вы, что значит это слово? Так вот мое решение. «Откровенно говоря», все кончено между нами. Нет! Нет! Бесполезно! Не думайте, что меня можно усмирить лаской, как жеребенка с норовом. Я никогда не выйду замуж. Ни за вас, ни за кого! Вчера, выйдя из ресторана, я оставила там, в ваших руках, ту Монику, которой я была. Помолитесь за упокой ее души! Теперь уже не девушка, но женщина говорит с вами. Понимаете? Женщина!
Он смотрел на нее, ничего не понимая. Тогда она закричала.
— Я отдалась другому. Да, прежде чем вернуться сюда, к ожидавшей меня матери.
— Моника?
— Не перебивайте меня или я уйду. Зачем я это сделала? Затем, что между нами нет больше ничего общего. Зачем я вам это говорю? Для того, чтобы между нами встала вечная стена.
Он сделал движение. Она не дала ему говорить.
— Прошлое — вы его отравили, как и все остальное. Детская доверчивость, с которой я вам отдалась… Это мое дело! Вы меня никогда не любили. Я? Я даже не ненавижу вас, но если бы вы знали, как я вас презираю. Нет, дайте мне договорить. Что скажут в свете? Это вас беспокоит? Последствия? Плевать мне на них! Общество? Оно для меня не существует. Я порываю с ним, чтобы жить независимо, в согласии с моей совестью, чтобы я — женщина — имела возможность жить, как… Вот именно, как… — чем вы никогда не будете — как честный человек! Прощайте! — Она пошла к двери. Он загородил ей путь:
— Я не хочу такого прощания… Я дорожу вами и готов отвоевать вас у вас самой. В вашем возбуждении какой-то внутренний излом… Что-то ненормальное, и надеюсь…
— Во мне нет никаких изломов!
— Тогда два вопроса…
— Пожалуйста.
— Поклянитесь мне, что вы действительно вчера сделали то, о чем мне говорили.
— Клянусь.
Она прочла в его взгляде недоверие и сказала:
— Клянусь тетей Сильвестрой, а вы знаете, как я ее люблю.
Тогда его охватило бешенство:
— А можно узнать имя вашего сообщника?
Ревность и оскорбленное самолюбие терзали его сейчас гораздо меньше, чем сожаление о неудавшейся коммерческой сделке.
— Моего сообщника? Это как раз то мещанское слово, какое вы и должны были произнести… Сообщник моего «преступления», не правда ли? Дуэль? Успокойтесь! Во-первых, я для вас уже ничто и принадлежу только себе. А во-вторых — я не знаю, кто он…
— Вы не знаете, кто он?
Люсьен был смешон в своем изумлении.
— Это выдумка!
Тогда безжалостно, с каким-то свирепым спокойствием она рассказала ему все, до мельчайших подробностей. Она наслаждалась, видя, как бледнеет и меняется лицо того, от кого она ждала счастья всей жизни и кто в одну минуту низвергнул ее в пустоту.