Я возразила не без ехидства:
Вы полагаете, что я и узбекский знаю, как немецкий? Ошибаетесь, Александр Васильевич.
А зачем тебе знать узбекский? Ты взгляни на газеты. Только слова узбекские, а буквы-то русские. Шпарь себе от доски до доски. Закрепляю за тобой первый батальон. Там больше всего узбеков.
Так я стала агитатором. Комиссар не велел мне одной ходить на передовую, он сказал:
— Как кто-нибудь будет идти в первый батальон, ты и пристраивайся в затылок.
Но я и одна ходила к своим однополчанам. До обороны рукой подать. Открытое место можно перемахнуть одним духом, а там уж и траншея — мне и нагибаться не надо: бруствер выше моей головы.
Командиру первой роты я сказала:
Буду ваших узбеков просвещать.
Он махнул рукой:
Валяй на здоровье.
Узбеки пожилые и очень серьезные. Слушают меня внимательно, степенно качают головами: «Яман! Яман!» Это они о сводке с Южного фронта. После каждого разрыва мины цокают языком, поднимают палец вверх и опять: «Яман! Яман! Миньмет. Аллах акбар!»[ Плохо. Велик аллах (узб)]
А в третьей роте меня вдруг окружили настоящие дети солнца: круглоголовые, ясноглазые, смешливые. Улыбаются: «Хой, синглим!»[ Эй, сестренка! (узб.)] Парнишки не кивали головами, не цокали языками, не поминали великого аллаха — они после чтения концерт устроили. Вдруг лукаво переглянулись и запели что-то очень веселое. Командир отделения Зия Зияев, самый бойкий из них, ударял деревянной ложкой по пустому термосу и после каждого куплета выкрикивал: «Яр! Яр!»
Все девять человек проводили меня до землянки командира роты, на прощанье махали руками и кричали: «Хой, синглим! Рахмат!» [Спасибо (узб.)]
— Золотые ребята,—сказал про них командир роты,— смышленые, послушные. Комсомольцы...
Дома я сказала:
Непорядок! Собрали молодежь в одном месте. Надо отделение Зияева расформировать по всем взводам — пусть молодежь тормошит своих земляков.
Правильно, умница! — поддержал меня командир полка.
Жалко разлучать, — улыбнулся комиссар, — они все из одного района. Добровольцы.
Александр Васильевич, вы бы чайхану для своих узбеков на передке устроили, что ли, — сказала я, — за полдня отоспятся, а потом? Ведь скучают люди, а собраться вместе негде. Самовар раздобыть можно и чаю хоть фруктового тоже. Вот только сахару...
Настоящий узбэк чай пьет без сахару. Я уже думал о чайхане. Но сейчас не стоит затевать, скоро двинемся вперед, а вот как опять встанем в оборону, тогда организуем и тебя чайханщицей назначим.
Опять встанем? Мало мы стояли!
А ты думала, так и пойдем до самого Берлина? Чувствуешь, что на юге делается? Гитлер в этом году думает нас задушить. К Волге рвется. Так-то, Чижик-политрук. — Комиссар вздохнул. — Тяжелое это будет лето.