Для противника каждая мелочь представляет интерес, — назидательно сказал фельдшер. — А как же! Поел солдат — значит, он боеспособен. Голоден — уже нет того боевого духа...
Мы задержались у пулеметчиков. Они сидели в дзоте на земляных лавках и набивали патронами пулеметные ленты. Сержант Терехов, рослый, с правильными чертами лица — таких на военных плакатах рисуют, — пояснил:
— Сегодня у нас перерасход. Всю ночь фрицы колготились, шумели, железом каким-то брякали. Часть, видно, сменялась, ну мы и устроили им проводы. Вот набьем боекомплект и уляжемся спать.
Дзот большой, с тремя амбразурами, узкими, как танковые щели. Две из них прикрыты изнутри деревянными щитами, в третью тупым рылом глядит станковый пулемет. «Максим» важно стоит на маленьком столе и на его ребристый кожух напялена самая настоящая кальсонина, даже с завязками.
— Чего это вы его в кальсоны вырядили? — спросила я.
Сержант ласково, как живое существо, погладил пулемет по вороненой щеке и сказал:
— Чай, он тоже мужчина, наш «максимка».
Я поглядела через прорезь прицела на мушку пулемета. Черная мушка была нацелена в левый угол колодца с обломанным журавлем. До колодца не более трехсот метров.
Там немцы? — спросила я.
Да, там немецкие позиции.
А чего ж это я ни одного фрица не вижу?
Пулеметчики засмеялись:
А мы, думаете, их часто видим?
А как же вы стреляете?
Как они в нас, так и мы в них. По ориентирам.
Какая же это война? Ни одного фашиста не убьешь, а если и убьешь случайно, не узнаешь об этом.
Пулеметчики, выравнивая о коленки набитые ленты, подталкивали друг друга, перемигивались, пересмеивались и тормошили чернявого крепыша:
Ну какой ты пулеметчик, Ахмет? Ведь ты ни одного фрица не видишь...
А если танки на вас пойдут?
— Не пойдут здесь танки — болото перед нами, — пояснил Терехов.
— Ну, а если всё-таки пойдут?
Вместо сержанта мне ответил Ахмет. Он проворно выхватил из земляной ниши две зеленые гранаты, величиной с поллитровую банку каждая, и поднес к моему носу:
Хороший, однако, закуска?
Ахмет, положи на место! — строго сказал Терехов. — Этак можно напугать человека. Сует прямо в лицо — никакого соображения нет...
Когда мы уже собрались уходить, сержант, улыбаясь, спросил:
—: Не хочешь ли из пулемета пострелять?
У меня даже во рту пересохло, но я прикинулась равнодушной:
Мало ли кому что хочется...
А хочется, так и стреляй на здоровье. Он заряжен. Этот хвостик подними и нажимай на площадку. Ну! Что же ты зажмурилась?
Я всем телом повисла на рукоятках — и стреляла до тех пор, пока кончилась лента. Я стреляла! Из самого настоящего пулемета по настоящим немецким позициям!