Одним словом, кругом хорош мой герой. Да и мне казалось, что Леонид Ильич в тот военный период своей деятельности вряд ли предполагал видеть себя на столь высоких государственных и партийных постах. А значит, был проще.
Но так было тогда, в прежние годы. А теперь, когда ему выпала честь на весь мир заявить о «развитом социализме», когда в его повадке появились значимость, монументальность и даже самолюбование, это никак не могло служить материалом для меня, актера, изображающего Брежнева — сравнительно молодого человека.
Из всех доступных сведений о моем герое, подумал я, возьму то, что есть в сценарии, в эпизоде «Совещание политработников перед наступлением».
«…Генерал вынул из бокового кармана лист бумаги. Можно было подумать, что он будет „толкать“ речь. А он прочел неотправленное письмо убитого старшины, где тот просил жену воспитать сыновей, если с ним что-нибудь случится, патриотами своей Родины.
Брежнев, проглатывая комок в горле, сказал после чтения:
— Завтра будет тяжелый бой!.. Все, товарищи, совещание окончено».
Не знаю, кому как, а мне кажется, в этой сцене мой персонаж был прекрасен. Человечен!..
Как я и предвидел, после выхода фильма «Солдаты свободы» на меня исподволь (а после смерти Брежнева — уже откровенно) было вылито столько грязи, что я дал себе слово: чтобы я еще когда-нибудь соприкоснулся с ролью вождя — да никогда в жизни!..
Но она, жизнь, тем и интересна, что ее нельзя распланировать на годы вперед. И вот через 15 лет после сыгранной мною роли молодого Брежнева мне предложили снова сыграть его — уже старика, больного, но пока еще всесильного, гневного…
Прочитал я сценарий под названием «Клан» и понял — это же потрясающий современный документальный детектив! История была о том, как первый секретарь Сочинского горкома партии погряз в коррупции: тогда в Советском Союзе расследовалось громкое «рыбное» дело о чудовищных злоупотреблениях в Министерстве рыбного хозяйства и других, связанных с этим делом ведомствах. В той истории были замешаны очень высокие партийные деятели, покрывавшие, конечно, небескорыстно, неблаговидные поступки своих подчиненных. Дело было настолько вопиющим, что его нельзя было скрыть, и оно дошло до Брежнева. Вот его-то роль мне и предстояло теперь сыграть.
В фильме у меня была сцена, на мой взгляд, потрясающая по драматизму, когда уже дряхлеющий, плохо говорящий и с трудом двигающийся Брежнев отчитывает заместителя Генерального прокурора СССР. Я теперь был свободен в выборе красок для воплощения образа своего героя — надо мной не довлели ни высокие чиновники из Госкино, ни указания ЦК: в стране была «перестройка». Единственно, чего я боялся, — не переиграть бы: чтобы не было чрезмерности в изображении Брежнева, чтобы мне не впасть в гиперболу, в то, чем сейчас / так безвкусно занимаются с эстрады бесчисленные пародисты. И я решил сыграть Генерального секретаря таким, каким его привыкли видеть миллионы людей на экранах телевизоров в выпусках новостей, то есть таким, каким он был в жизни…