Пряталась Рая с детьми многие дни и ночи. И странно — несмотря на осторожность, она почему-то не раз встречала одного и того же немецкого офицера. Встречала в самых неожиданных местах. Однажды в толпе на барахолке, где люди пытались продавать или обменивать сохранившиеся у них вещи. Рая снова наткнулась на того же немца. И взглянула в его глаза. Ей показалось, что взгляд офицера говорил — ты же еврейка…
Очередная встреча с ним произошла вечером, когда Рая с мальчиками рискнула в сумерках пойти к пруду на окраине, на территории разрушенного завода. Надо было набрать воды в найденную ими где-то кастрюлю и в солдатскую флягу. Только успели они опустить посудины в пруд, как неожиданно всех троих осветили автомобильные фары.
Младший из сыновей, вздрогнув, уронил флягу в воду — она забулькала и опустилась на дно. Рая в оцепенении прижала к себе детей. Из «опеля» вышел мужчина. Судя по выскочившей из машины охране, чина он был высокого. Медленно, словно отсчитывая шаги, дозволенные для сближения, офицер шел, пристально глядя в глаза окаменевшей от страха женщине.
В слепящем свете лица Раи и мальчиков казались смертельно бледными. Офицер долго не отрывал взгляда от больших черных глаз Раи, потом, словно для сравнения, перевел взор на ее сыновей. А в их светло-серых глазах читались одновременно и страх, и презрение.
— Как тебя зовут? — спросил немец у младшего по-русски, с едва уловимым акцентом.
— Гриша. — ответил мальчик дрожащим голосом.
— А тебя?
Старший с нескрываемой ненавистью дерзко ответил:
— Александр.
Офицер усмехнулся: то ли выразил тем поощрение мальчишеской смелости, то ли прощал его наивную демонстрацию презрения оккупанту.
— Вы нарушили комендантский час, фрау, — все так же не отрываясь от влажных черных глаз Раи, сказал офицер, не повышая голоса. — Я советую вам покинуть этот город… Совсем!.. — В Последнем слове Рае послышался не столько приказ, сколько просьба…
Машина косым бликом фар высветила какую-то искореженную арматуру и скрылась в темноте.
Дети молча присели на влажную, уже пожухлую к осени траву, прижались к матери.
А Раю мучил вопрос: почему офицер спокойным, беззлобным голосом сказал: «Покинуть город… Совсем…»? И почему этот щеголеватый немец вот уже в который раз невесть откуда неожиданно возникает, острым взглядом пронизывает ее, а потом скрывается?.. Оставляя ее одну тревожиться, теряться в догадках: «Не понял ли он, что я еврейка? А куда спрятаться? Как спасти детей?»
Рая и мальчики продолжали молчать, прислушиваясь то к отдаленной, то совсем близкой автоматной стрельбе, к доносившимся откуда-то издали немецким командам да лаю собак…