Говорите вы по-французски?
Нѣтъ.
По-нѣмецки?
Нѣтъ.
По-англійски?
Нѣтъ. Только по-русски, по-татарски, по-грузински, по-армянски и по-персидски.
«Только».
Несмотря на это, мы выходимъ изъ экипажа, расплачиваемся съ кучеромъ и попадаемъ вмѣстѣ со своимъ багажемъ въ № 3. Здѣсь только одна кровать. Мы заказываемъ знаками вторую кровать, и намъ отвѣчаютъ утвердительнымъ киваніемъ. Поздно, и мы голодны, надо поэтому поскорѣе, пока поваръ еще не убрался на покой, добыть чего-нибудь поѣсть. Мой дорожный товарищъ закидываетъ словечко о предварительной основательной чисткѣ. Я знаю свое дѣло и настаиваю: нѣтъ, сперва поѣсть, а тамъ уже уборы, прикрасы и прочее кокетство. И я добиваюсь того, что желаніе мое исполнено.
Внизу, въ ресторанѣ получаемъ мы жареную баранину, пироги и щи.
Кельнеръ умѣетъ говорить по-русски, онъ знаетъ также, что значитъ по англійски «beer» и «meat», но какъ разъ тѣ же слова извѣстны намъ и по-русски, потому познанія его совсѣмъ непригодны для насъ. Но все обходится очень мило къ общему удовольствію. Только ѣда здѣсь очень дорога.
Поѣвши, мы выходимъ на улицу. Уже два часа ночи, но на другой сторонѣ улицы множество еще открытыхъ фруктовыхъ и табачныхъ лавочекъ. Мы переходимъ на другую сторону и покупаемъ себѣ винограду.
Когда мы возвращаемся домой, то вторая кровать, дѣйствительно, стоитъ уже въ комнатѣ, но неоправленная. Мы звонимъ. Является дѣвушка. Она съ босыми ногами и вообще одѣта очень легко вслѣдствіе жары. Мы пробуемъ внушить ей, что со второю постелью надо бы что-либо предпринять, она киваетъ намъ и уходить. Она не произносить ни слова, такъ что мы никакъ не можемъ отгадать, на какомъ языкѣ умѣетъ она говорить, но по ея внѣшности мнѣ думается, что она можетъ объясняться по-татарски. Тѣмъ временемъ мы снова выходимъ на улицу и снова покупаемъ фрукты, два большіе пакета, чтобъ быть снабженными въ изобиліи. Потомъ еще скитаемся нѣсколько времени, пользуясь теплотою ночи.
Не видно ни зги, но въ открытыхъ лавочкахъ, гдѣ продаются фрукты, табакъ и горячіе пироги, горятъ лампы. Въ каждой лавочкѣ стоитъ лезгинъ или чеченецъ, или человѣкъ другой какой національности, въ полномъ вооруженіи и продаетъ мирный виноградъ и папиросы; за поясомъ у него сабля, кинжалъ и пистолетъ. Подъ тѣнью акацій прогуливаются взадъ и впередъ люди, время отъ времени что-нибудь покупая, но большинство просто ходитъ, напѣвая про себя или безмолвно мечтая; два человѣка остановились подъ деревьями и стоятъ. Чѣмъ дальше на востокъ, тѣмъ люди менѣе говорливы. Древнія націи прошли стадію болтовни и смѣха, онѣ молчатъ и улыбаются. И это, можетъ быть, всего лучше. Коранъ создалъ такое міровоззрѣніе, противъ котораго нельзя ни возставать, ни спорить, и смыслъ котораго таковъ: переносить жизнь называется счастіемъ, а впослѣдствіи будетъ лучше. Фатализмъ.