Передъ одной изъ лавочекъ сидитъ человѣкъ и бренчитъ по струнамъ балалайки: это что-то простое и неопредѣленное, совершенно музыка изъ жизни каменнаго вѣка. Мы думаемъ: слава Богу, что этотъ человѣкъ сидитъ тутъ. Онъ доставляетъ намъ всѣмъ небольшое, но искреннее удовольствіе, а такъ какъ онъ не прекращаетъ своей музыки, то тѣшится ею, вѣроятно, и самъ. Изумительный народъ въ этой изумительной странѣ! У него хватаетъ времени, чтобы играть, и умѣнья, чтобы держать языкъ за зубами. Истинное благословеніе, что еще существуютъ на свѣтѣ такія страны! При томъ, они не могли бы имѣть лучшихъ сосѣдей, чѣмъ славяне, потому что у славянина въ груди звучатъ струны.
Когда греки вели въ 500 году войну съ арабами, взяли они разъ въ плѣнъ вражескій отрядъ. Между плѣнными было трое славянъ. У нихъ въ рукахъ были струнные инструменты, гусли: то было ихъ оружіе.
Но вотъ музыкантъ принимается потихоньку подпѣвать своему бренчанію. Мы не можемъ понять ни слова, но убаюкивающій, слегка хриплый, задушевный голосъ пѣвца своеобразно дѣйствуетъ на насъ. Намъ приходитъ на память «Сакунтала» Драхманна; это тоже, собственно говоря, ничто — только золотая струя.
Время отъ времени проходитъ кто-либо изъ русскихъ офицеровъ христіанъ, которые стоятъ здѣсь гарнизономъ. Ему надо пройти мимо всего этого магометанства, но онъ не выказываетъ неудовольствія, потому что это славянинъ. Онъ идетъ, можетъ быть, изъ клуба и спѣшитъ домой въ постель. Но лезгинъ не уходить домой, онъ продолжаетъ наигрывать среди глубокой ночи. Мы, европейцы, далеко ушли отъ нихъ, мы охотно ложимся въ постель, и постель наша устлана подушками.
Мы ушли даже такъ далеко, что тоскуемъ по зимѣ, если двѣ недѣли у насъ простояло лѣто; мы любимъ снѣгъ и умираніе. Ни одинъ человѣкъ не чувствуетъ себя удрученнымъ, когда проходитъ лѣто, никто по немъ не скучаетъ, не печалится, какъ ни странно, ни непонятно это кажется. «Худшій приговоръ для жизни то, что никто не печалится о ея смерти». И когда мы видимъ, что снова исполнилось наше завѣтнѣйшее желаніе, мы не заползаемъ съ отчаяніемъ въ душѣ въ зимнее убѣжище, что было бы всего естественнѣе, нѣтъ, мы работаемъ, копошимся и роемся въ снѣгу. А въ долгіе вечера, когда снаружи ничто живое не смѣетъ шелохнуться отъ стужи, мы затапливаемъ у себя печи и читаемъ, читаемъ романы и газеты. Но древніе народы не читаютъ, они проводятъ ночи на воздухѣ и наигрываютъ пѣсни. Вотъ и теперь сидитъ подъ акаціей человѣкъ, мы видимъ его и слушаемъ его игру, — что же это за страна! Когда одинъ варварскій король сталъ европейцемъ, то началъ употреблять Кавказъ въ качествѣ мѣста ссылки. Главнымъ образомъ ссылалъ онъ туда поэтовъ.