Быть можетъ, мнѣ суждено теперь покончить дни свои въ русской тюрьмѣ; я долженъ въ оковахъ отправиться въ Петербургъ и быть тамъ заживо погребеннымъ къ Петро-Павловской крѣпости. Мнѣ суждено оставить на каменномъ столѣ отпечатокъ моего худого локтя, опираться головою на руку, погружаясь въ мрачное раздумье и исписать стѣны моей убогой кельи изреченіями, которыя будутъ впослѣдствіи изслѣдованы и изданы въ формѣ книги. Послѣ моей смерти дадутъ мнѣ всякое возможное удовлетвореніе; но къ чему будетъ оно мнѣ тогда? Я никогда не мечталъ о почестяхъ, не стремился къ сознанію того, что кругомъ, по городамъ Норвегіи, воздвигнуты въ мою память большія бронзовыя статуи; наоборотъ, всякій разъ, какъ я помышлялъ объ этихъ посмертныхъ статуяхъ, я желалъ гораздо больше тотчасъ же получить за нихъ деньги — наличныя деньги! Но такова была судьба моя. А какъ же обойдется дѣло съ научными замѣтками, собранными для географическаго общества! Уничтожены, сожжены будутъ онѣ у меня на глазахъ рукою палача на твердо вымощенномъ дворѣ крѣпости. А кругомъ будутъ стоять солдаты съ отточенными штыками, приговоръ будетъ прочтенъ, и я взойду на костеръ, говоря до послѣдняго мгновенія: а все-таки земля шаръ! Тогда затрубитъ вдругъ герольдъ передъ воротами крѣпости, станетъ махать платкомъ, подъѣдетъ на бѣломъ отъ пѣны конѣ и закричитъ: помилованіе именемъ императора! И я буду помилованъ, чтобы провести остатокъ дней въ пожизненномъ заключеніи въ крѣпости. Но я молю о смерти, стою тамъ, въ пламени, съ неподражаемо жизни. Но безчеловѣчные палачи стаскиваютъ меня снова внизъ, несмотря на мои протесты, и отводятъ меня обратно къ каменному столу, который я стеръ и сдѣлалъ тонкимъ во время своего тяжкаго раздумья…
Пока мы сидимъ за обѣдомъ, жандармскій офицеръ спрашиваетъ черезъ нашего хозяина, служащаго намъ переводчикомъ, не видѣли ли мы по дорогѣ офицера.
Я забываю отвѣчать, забываю прожевыватъ своего цыпленка, я чувствую вдругъ, что совершенно сытъ. Итакъ, дѣйствительно, существуетъ связь между жандармскимъ офицеромъ и полицейскимъ чиновникомъ!
Хозяинъ повторяетъ свой вопросъ.
Да, отвѣчаетъ моя спутница, мы видѣли одного офицера.
Какъ онъ выглядѣлъ? Средняго роста, немного тучный, іудейской наружности, еврей?
Да, совершенно вѣрно.
Жандармскій офицеръ показываетъ намъ фотографическую карточку нашего полицейскаго чиновника въ офицерскомъ мундирѣ, какъ онъ былъ въ поѣздѣ. Онъ ли это?
Да.
Жандармскій офицеръ откланивается и удаляется; онъ снова подходитъ къ обоимъ солдатамъ и тихо говоритъ съ ними. Потомъ онъ выходитъ на веранду и слѣдитъ глазами вдоль по дорогѣ, очевидно ожидаетъ ежеминутно полицейскаго чиновника.