Вошелъ въ вагонъ кондукторъ въ фескѣ (съ Бѣловы началась ужъ турецкая желѣзнодорожная служба) и по-французски попросилъ показать ему билеты.
— Въ которомъ часу будемъ въ Адріонополѣ? спросила его Глафира Семеновна также по-французски.
— Въ два часа ночи, мадамъ.
— А въ Черкеской когда пріѣдемъ?
— Oh, c'est loin encore, былъ отвѣтъ, (т. е. ну, это еще далеко!)
— Ночью? допытывалась она.
— Да, ночью, отвѣтилъ кондукторъ и исчезъ.
«Бѣда! опять подумала Глафира Семеновна. — Всѣ опасныя мѣста придется ночью проѣзжать. Господи! хоть-бы взводъ солдатъ въ такихъ опасныхъ мѣстахъ въ поѣздъ сажали».
Проѣхали станціи Катуница, Садова. Панасли, Енимахале, Каяжикъ. Глафира Семеновна при каждой остановкѣ выглядывала въ окно, прочитывала на станціонномъ зданіи, какъ называется станція, и для чего-то записывала себѣ въ записную книжку. Нѣсколько разъ поѣздъ шелъ по берегу рѣки Maрицы, въ которой картинно отражалась луна. Ночь была прелестная, лунная. Поэтично бѣлѣли при лунномъ свѣтѣ, вымазанныя, какъ въ Малороссіи, известью, маленькіе домики деревень и не большія церкви при нихъ, непремѣнно съ башней въ два яруса. На поляхъ то и дѣло махали крыльями безчисленныя вѣтреныя мельницы, тоже съ корпусами выбѣленными известкой.
Вотъ и большая станція Тырнова-Семенли съ массой вагоновъ на запасныхъ путяхъ и со сложенными грудами мѣшковъ съ хлѣбомъ на платформѣ. Въ вагонъ вбѣжалъ оборванный слуга въ бараньей шапкѣ, съ подносомъ въ рукахъ и предлагалъ кофе со сливками и съ булками. Глафира Семеновна выпила кофе съ булкой, а Николай Ивановичъ все еще спалъ, растянувшись на скамейкѣ. Глафира Семеновна взглянула на часы. Часы показывали девять съ половиной.
«Надо будить его, подумала она. Надѣюсь, что ужъ теперь онъ выспался и можетъ разговаривать разумно. А то я все одна, одна и не съ кѣмъ слова перемолвить. Словно какая молчальница сижу. Положимъ, что мы съ нимъ въ разговорѣ только споримъ и переругиваемся, но и это все таки веселѣе молчанія. Да и мнѣ не мѣшаетъ немножко прикурнуть до Адріанополя, чтобы къ двумъ часамъ, когда пріѣдемъ въ Адріанополь, гдѣ начнется это проклятое самое опасное мѣсто, передъ станціей Черкеской, быть бодрой и не спать. Я прикурну и сосну, а онъ пусть теперь не спитъ и караулитъ меня. Обоимъ спать сразу въ такихъ опасныхъ мѣстахъ невозможно, рѣшила она, и какъ только поѣздъ отошелъ отъ станціи, принялась будить мужа.
— Николай! Проснись! Будетъ спать! трясла она его за рукавъ и даже щипнула за руку.
— Ой! Что это такое! вскрикнулъ Николай Ивановичъ отъ боли и открылъ глаза.