В гостях у турок (Лейкин) - страница 162

— Нѣтъ, я не стану ѣсть, отодвинула Глафира Семеновна отъ себя тарелку. — Лучше ужъ голодомъ буду… Или вотъ хлѣба поѣмъ… Да и сырое мясо. А я не люблю сырого. Я отдамъ бѣднымъ собакамъ, прибавила она.

— Оставь, оставь… Тогда я съѣмъ… остановилъ ее мужъ. — А пилавъ очень ужъ пронзителенъ. Лучше мы его отдадимъ бѣднымъ собакамъ. На вотъ пилавъ… Тутъ есть кусочки курицы.

Они перемѣнились тарелками, и Николай Ивановичъ принялся ѣсть жареное мясо. Къ нему наклонился Нюренбергъ и шепнулъ:

— Можетъ быть, рюмочка водочки хотите? Съ водкой всегда лучше.

— Да развѣ здѣсь есть? воскликнулъ Николай Ивановичъ и даже бросилъ ложку на мраморный столъ, удивленно смотря на проводника.

— Русскаго нѣтъ, но турецкаго есть. Турецкаго мастика… Мастика называется.

— Глаша! Слышишь, водки предлагаетъ выпить. Въ турецкомъ ресторанѣ водка… обратился Николай Ивановичъ къ женѣ.

— Да что ты! Послушайте, Афанасій Ивановичъ, сказала та проводнику:- какая-же водка въ турецкомъ ресторанѣ и въ турецкой землѣ! Вѣдь и по закону, по турецкой вѣрѣ…

— О, мадамъ, махнулъ Нюренбергъ рукой. — Все это пустаго сказки и турецкаго люди теперь такъ же пьютъ, какъ и всѣ, особенно въ такой городъ, какъ Константинополь. Не пьютъ такъ, чтобы всякаго видѣлъ, но по секрету пьютъ. Магометъ запретилъ для исламскаго люди вино, винаграднаго вино, а мастика — не вино. Мастика — это все равно, что вашего русскаго наливка. Да и вино пьютъ! прибавилъ онъ.

— Такъ давайте, почтеннѣйшій, скорѣй давайте. Велите скорѣй подать рюмку турецкой водки, торопилъ Николай Ивановичъ Нюренберга. — Съ водкой куда лучше…

— А мнѣ за вашего здоровье можно? спросилъ тотъ.

— Пей, братецъ, пей — что тутъ разговаривать!

По приказанію проводника турченокъ подалъ большую рюмку толстаго стекла, на половину налитую прозрачнымъ, какъ вода, содержимымъ.

— Турецкую водку пьемъ… Ахъ, ты, Господи! умилился Николай Ивановичъ, глядя на рюмку и приготовляясь выпить. — Только зачѣмъ-же онъ полъ-рюмки налилъ? Мы полнымъ домомъ у себя въ Петербургѣ живемъ, спросилъ онъ проводника.

— Такого ужъ турецкаго обычай. Вездѣ такъ.

Николай Ивановичъ выпилъ, посмаковалъ и сказалъ:

— Да это простая подслащенная анисовая водка, какъ нашъ Келлеровскій допель-кюмель.

— Вотъ, вотъ… Только крѣпче… Здѣсь самаго крѣпкаго спиртъ, подмигнулъ Нюренбергъ.

Глафира Семеновна смотрѣла исподлобья на только что выпившаго мастики мужа и говорила:

— А я-то радовалась, а я-то торжествовала, что мы въ такой городъ пріѣхали, гдѣ ни водки, ни вина ни за какія деньги достать нельзя!

LXII

Глафира Семеновна такъ ничего и не ѣла въ турецкомъ ресторанѣ. Кабакджи очень сожалѣлъ объ этомъ, ахалъ, разводилъ руками, предлагалъ ей черезъ переводчика скушать хоть цвѣтной капусты, но она отказалась. Николай Ивановичъ съѣлъ жаренаго мяса съ поданнымъ на салатъ громаднымъ соленымъ томатомъ, опять сильно наперченнымъ; гусиной печенки онъ не могъ ѣсть. Это было что-то чрезмѣрно жирное, плавающее въ гусиномъ салѣ и въ тоже время сладкое, перемѣшанное чуть-ли не съ пюре изъ чернослива или винныхъ ягодъ. Печенка была скормлена собакамъ, и супруги отправились. Николаю Ивановичу очень хотѣлось остаться и пображничать въ турецкомъ ресторанѣ, выпить еще рюмку мастики и выкурить наргиле, но супруга не дозволила.