Англичанинъ, держась какъ палка, обратился къ Глафирѣ Семеновнѣ и говорилъ ей что-то довольно долго, но наконецъ поклонился и ретировался.
— Объ чемъ онъ? — спросилъ жену Николай Ивановичъ.
— Говоритъ, что если мы проживемъ у нихъ въ гостинницѣ болѣе десяти дней и будемъ аккуратно посѣщать табельдотъ, то онъ скинетъ намъ съ общаго счета пятнадцать процентовъ. «Очень, говоритъ, жаль, что вы не взяли у насъ сегодня второго завтрака».
— А изъ-за завтрака ихняго прозѣвали-бы султана? Вѣчная, старая заграничная исторія. Хотятъ на арканѣ въ свою столовую тянуть.
Только что хотѣли они влѣзать въ подъемную машину, какъ подошелъ распорядитель съ таблеткой и карандашомъ въ рукахъ.
— Надѣюсь, что вы сегодня посѣтите, монсье и мадамъ, нашу столовую и будете обѣдать у насъ? сказалъ онъ. — Обѣдъ у насъ въ восемь.
— Вуй, вуй!.. отвѣчалъ Николай Ивановичъ, понявъ слово: «дине» и «саль а манже» — и махнулъ рукой распорядителю.
— Вотръ номъ, монсье?
— Ивановъ… Николя Ивановъ и мадамъ Глафиръ Ивановъ…
Распорядитель поклонился и сталъ записывать въ таблетки.
Подъемная машина свистнула и начала подниматься.
Вотъ супруги въ своей комнатѣ. Опереточная горничная около Глафиры Семеновны и спрашиваетъ ее, сейчасъ она будетъ переодѣваться къ обѣду или потомъ.
— Алле, алле… Я сама… Же сюи фатиге… Мерси… машетъ Глафира Семеновна горничной, помогающей ей раздѣться, сбрасываетъ съ себя лифъ, корсетъ и остается въ юбкѣ. — Принесите мнѣ чашку кофе съ молокомъ и булку, приказываетъ она.
Горничная смотритъ на нее недоумѣвающе и исчезаетъ.
Сбрасываетъ съ себя Николай Ивановичъ визитку и жилетъ и валится на диванъ.
— Фу! Усталъ, произноситъ онъ.
Стукъ въ дверь. Стучитъ Нюренбергъ. Глафира Семеновна накидываетъ на себя платокъ и впускаетъ его.
— Когда прикажете, эфендимъ, явиться къ вашего услуга?
— Послушайте, милѣйшій, намъ сегодня хотѣлось бы куда-нибудь въ театръ, говоритъ ему Николай Ивановичъ.
— Вы съ вашего супруга хотите?
— Да, да, да… Не сидѣть-же ей дома. Она-то главная театральщица у меня и есть.
— Нашего театръ все такого, куда дамскаго полъ не ходитъ. Тутъ кафешантанъ.
— Отчего не ходятъ? Съ мужемъ и въ кафешантанъ можно.
— Тутъ у насъ все такого кафешантанъ, что нашаго извощики сидятъ, нашего лодочники, нашего солдаты и матросы.
— Но вѣдь тѣ въ дешевыхъ мѣстахъ сидятъ, а мы возьмемъ первыя мѣста.
— Въ константинопольскаго кафешантаны всѣ мѣста одного сорта.
— Но неужели у васъ нѣтъ настоящаго большаго театра? Оперы, напримѣръ, драмы.
— Теперь нѣтъ. Пріѣзжала маленькаго итальянскаго опера, но теперь уѣхала, пріѣзжала труппа французскаго актеровъ, а теперь она въ Адріанополѣ.