— Какой чай? Это по-англійски въ маленькихъ чашечкахъ, сваренный какъ вакса и съ бисквитами? спросилъ Николай Ивановичъ.
Нюренбергъ кивнулъ головой и прибавилъ:
— Самаго лучшаго англійскаго общество бываетъ.
— Чортъ съ нимъ съ лучшимъ англійскимъ обществомъ! Ахъ, шуты гороховые! Изъ-за чашки чаю такъ трезвонить! А мы-то переполошились! Думали, не загорѣлось-ли что.
Нюренбергъ вручилъ билеты и сказалъ:
— Въ девять часовъ начало. Самаго лучшаго оперетка идетъ: «Маскотъ». Около девяти часовъ я буду къ вашего услугамъ, поклонился онъ.
— Съ экипажемъ?
— Это два шага… Какъ разъ рядомъ съ нашего гостинница, въ городскомъ саду.
— Ахъ, это гдѣ такое множество собакъ лежитъ? Знаю.
— Вотъ, вотъ… Балконъ вашего комната даже выходитъ въ садъ, такъ зачѣмъ экипажъ? Мы можемъ и пѣшкомъ дойти. Экипажъ послѣ девяти часовъ стоитъ три франка за курсъ. О, Нюренбергъ умѣетъ соблюдать экономи своего кліентовъ! похвастался онъ и ретировался, прибавивъ:- Въ девять часовъ начало, но можете и опоздать на полчаса, такъ какъ турецкаго представленія всегда опаздываютъ.
Николай Ивановичъ хотѣлъ уже юркнуть къ себѣ въ номеръ, но передъ нимъ, какъ изъ земли выросъ ихъ спутникъ по вагону, англичанинъ. Оказалось, что дверь его комнаты приходилась наискосокъ отъ комнаты супруговъ. Онъ былъ во фракѣ, въ бѣломъ галстухѣ, въ бѣломъ атласномъ жилетѣ и съ розой въ петлицѣ.
— Te… Алонъ, монсье, прандръ дю те… приглашалъ онъ Николая Ивановича, улыбаясь и при этомъ скаля длинные зубы.
— Нонъ, братъ, мерси. Ну, тебя въ болота! Мы этого вашего англійскаго декогта не любимъ. Мерси.
Англичанинъ кинулъ изъ кармана завернутый въ бумагу старинный мѣдный старообрядческій крестъ и показалъ свое археологическое пріобрѣтеніе Николаю Ивановичу.
— Вьель шозъ… Е сельманъ карантъ франкъ (т. е. древняя вещь и всего сорокъ франковъ), похвастался онъ.
— Нашъ русскій, кивнулъ ему Николай Ивановичъ. — У насъ такіе кресты называются олонецкими. Ну, о ревуаръ, монсье, прибавилъ онъ и направился въ свой номеръ, гдѣ и сообщилъ женѣ о причинѣ звонка.
— Вѣдь вотъ англійскимъ жильцамъ угождаютъ, чай имъ по-англійски подаютъ, проговорилъ онъ, снова укладываясь съ папироской на диванъ. — А нѣтъ того, чтобы русскимъ постояльцамъ угодить и подать хоть въ тотъ-же салонъ русскій самоварчикъ да по-русски чайку-то изобразить, съ медкомъ, благо теперь постъ.
Въ семь часовъ въ корридорѣ опять звонокъ. Опять выскочилъ въ корридоръ Николай Ивановичъ, чтобы узнать, съ чему теперь звонятъ, и опять наткнулся на горничную, которая сообщила ему, что это первый звонокъ съ обѣду, и вмѣстѣ съ нимъ вошла въ комнату и стала предлагать Глафирѣ Семеновнѣ помочь одѣваться.