Нюренбергъ сказалъ кучеру что-то по-турецки. Тотъ ударилъ возжами по шедшимъ шагомъ лошадямъ и онѣ помчались.
— Николай Ивановичъ, я ѣсть хочу, сказала мужу Глафира Семеновна.
— Да и меня позываетъ. Адмиральскій-то часъ ужъ давно прошелъ. А только осмотримъ прежде султанскія гробницы, да потомъ и въ ресторанчикъ.
— Отличнаго есть вѣнскаго ресторанъ въ турецкаго базаръ. И на ту сторону Золотаго Рога переѣзжать не надо, откликнулся съ козелъ Нюренбергъ. — Самаго лучшаго европейскаго кухня и самаго лучшаго турецкаго вино.
— Дивлюсь, какъ это можетъ быть вино у такихъ людей, которымъ оно по закону запрещено! покачала головой Глафира Семеновна.
— О, мадамъ, что тутъ законъ! Если хотите знать, турки такъ-то пьютъ, что русскаго человѣку не уступятъ, но они пьютъ такъ, чтобы никто не видалъ.
— Стало быть и свинину и ветчину ѣдятъ?
— Пхе… Да конечно-же… Самаго большущаго генералы ѣдятъ, но такъ, чтобъ Шейхъ-уль-Исламъ не зналъ, отвѣчалъ съ козелъ Нюренбергъ. — И ветчину ѣдятъ, и колбасу ѣдятъ, и французскаго содержанки имѣютъ.
Минутъ черезъ десять экипажъ подъѣхалъ къ усыпальницѣ султановъ Абдулъ-Гамида I, Мустафы IV и ихъ женъ. Это было небольшое красивое зданіе съ куполомъ, съ большими окнами въ европейскомъ стилѣ, но задѣланными толстыми рѣшетками. Въ зеркальныя стекла оконъ виднѣлось нѣсколько гробницъ. У оконъ останавливался проходящій народъ и смотрѣлъ на гробницы.
— Можно и изъ оконъ кое-что видѣть, но вы ужъ не пожалѣйте меджидіе и я васъ въ самаго мавзолей введу. За меджидіе — вы все увидите, сказалъ Нюренбергъ, соскакивая съ козелъ, и сталъ стучаться въ рѣшетчатую калитку, ведущую на дворъ.
— Нѣтъ, довольно по мечетямъ! Эти султанскія гробницы та-же мечеть, тотъ-же турокъ, читающій на колѣняхъ коранъ, тѣ-же лампадки съ деревяннымъ масломъ. Что мы мусульмане какіе правовѣрные, что-ли, что зарядили по мечетямъ! говорилъ Николай Ивановичъ, выходя изъ кіоска съ могилами султановъ. — И зачѣмъ вы насъ, полупочтеннѣйшій, во внутрь повели, если всѣ эти и султанскія, и султанскихъ женъ могилы можно отлично видѣть, смотря съ улицы въ окна! Даромъ только серебряный меджидіе за входъ бросили, а вѣдь меджидіе на наши деньги больше двухъ рублей стоитъ, упрекнулъ онъ Нюренберга.
Тотъ только развелъ руками и сказалъ:
— Всѣ именитаго путешественника смотрятъ.
Къ мужу подскочила Глафира Семеновна и шепнула:
— Онъ никакого меджидіе за входъ вовсе не давалъ, а сунулъ старику сторожу какую-то мелкую монету въ бакшишъ — вотъ и все. Я видѣла.
— А съ меня взялъ. Ну, да чортъ съ нимъ. А только ужъ достаточно по мечетямъ Магомету праздновать!