– Для правосудия мало одного вашего утверждения. – Чем больше композитор выходил из себя, тем невозмутимее становился его собеседник. – Ему нужны доказательства.
– Господа, – вмешалась Амалия, – я убедительно попрошу вас не ссориться в моем доме… Благодарю вас.
Однако Чигринский не сдавался.
– Если вы уже произвели меня в виновные, мне здесь нечего делать, – хрипло бросил он, адресуясь исключительно к ненавистному чиновнику.
Амалии пришлось призвать на помощь весь свой такт, всю силу убеждения, чтобы погасить страсти, но это удалось ей только отчасти. Дмитрий Иванович произнес несколько колкостей в адрес полицейского, но тот был так вежлив и выдержан, что все стрелы разъяренного композитора отскакивали от него, как от стенки горох. В конце концов Амалия выпроводила Чигринского и передала его дядюшке Казимиру, который, бесцельно слоняясь по комнатам, мирно курил трубочку.
– Кажется, дядюшка, у вас где-то завалялись гаванские сигары? – спросила Амалия.
Казимир призадумался, потом вспомнил, что сигары были привезены ему в подарок самой Амалией, и торжественно пообещал сей же час их попробовать, заодно угостив и композитора. Он увел Чигринского, а Амалия вернулась в комнату с зеленым роялем.
– А вы переменились, Саша, – неожиданно сказала она, затворяя дверь и поворачиваясь к полицейскому. – Очень переменились.
– Право, я не понимаю, о чем вы, Амалия Константиновна, – смутился Зимородков. – Вам угодно было принять участие в господине музыканте, потому что вы сочли его жертвой чьих-то адских козней – это ваше дело. Но я не вижу причин, по которым закон должен делать для него исключение. Конечно, он талантливый композитор, но…
– Я, как вы выражаетесь, приняла в нем участие не потому, что он композитор, – сухо заметила Амалия, возвращаясь на прежнее место. – Я помогаю ему потому, что он невиновен.
– Ой ли?
– Я в этом уверена.
– Женская интуиция, без сомнения?
– Как вам будет угодно, – колюче ответила Амалия. – Но он ее не убивал, и точка.
– А если вы ошибаетесь?
– Я не ошибаюсь.
– Почему вы так уверены в этом?
– Потому что он не смог назвать мне ни одного человека, которому ее смерть была бы выгодна. Будь он убийцей, он поторопился бы назвать множество подозреваемых и для каждого приискал бы вполне логичный повод.
– А может быть, он просто неумен? Из его действий, – добавил Зимородков, заметив, как сверкнули глаза Амалии, – вроде бы напрашивается такой вывод.
– Боюсь, что если мы углубимся в рассмотрение ума как такового, то нам придется признать, что как минимум в некоторые моменты им никто не обладает, – со смешком заметила баронесса Корф. – И самые умные люди – то есть, как правило, те, кого дураки обычно считают умными – совершают порой настолько детские ошибки, что просто диву даешься.