– Ничего хорошего, – возразил Токмаков. – Дорога скользкая.
– Ага, комплекс автомобилиста в действии. Ну, показывай свое приобретение.
– Наследство от дяди, – уточнил Токмаков, демонстрируя «Волгу», скромно притулившуюся к поребрику в конце длинного ряда иномарок на Измайловском проспекте.
В сумерках припорошенная снежком машина выглядела почти сносно. Разве только блестящая решетка радиатора на тонкий вкус смотрелась несколько вызывающе, напоминая разинутую акулью пасть. Причем акулы, только что приплывшей от протезиста-стоматолога, где ей на все зубы поставили стальные коронки.
– Твой дядя, вероятно, купил машину еще со Сталинской премии? – дипломатично поинтересовалась Маша.
– Тебя что-то не устраивает? – наивно спросил Токмаков, очищая ветровое стекло.
– Напротив. Веет… э-э… стариной.
Токмаков со скрежетом распахнул дверцу. На девушку повеяло пещерным холодом.
– Печку я не наладил, – честно предупредил он. – Пока.
Маша с опаской уселась на широкий диван, изображавший переднее сиденье. В конце концов, у нее была теплая дубленка, а с милым и в шалаше рай.
С милым? Ну да, с милым и хорошим, несмотря на род его занятий.
– Трогаемся! – заблаговременно предупредил Токмаков, включая передачу. «Волга» вздрогнула, лихо присвистнула (кажется, это был ремень вентилятора) и, распугивая грохотом иномарки (глушитель тоже пора менять), выехала на проспект.
Маша поискала привязной ремень, и, убедившись, что его нет, прижалась к Вадиму, чтобы было теплее. Мужественный – без трепа – профиль Токмакова рисовался на фоне заиндевелого окна, и впервые за полтора года их знакомства Маша поняла, кого именно Вадим напоминал ей все это время. Дон Кихота!
Как и бессмертный герой Сервантеса, был он высок и худ. С резкими чертами лица и резкими движениями. Сбитые еще в курсантские времена костяшки пальцев (тому виной было карате-санэ) демонстрировали склонность к рыцарским поединкам. Каковым Токмаков и предавался, постоянно воюя с криминальными дельцами, ветряными мельницами и всем, что еще кое-как шевелится в экономике, естественно, нарушая при этом законодательство.
– О чем ты думаешь? – спросил Токмаков, не поворачивая головы.
– Пытаюсь вспомнить, как звали лошадь Дон Кихота.
– Ну и?
– Черт ее знает! Наверное, в предисловии об этом не было написано.
– А в книге? – с дотошной настырностью сотрудника правоохранительного органа допытывался Токмаков, будто не зная, что на журфаке экзамены сдают по предисловиям. – В книге-то ведь было?
Чтобы на корню пресечь гнусные интеллектуальные домогательства, Маша еще ближе придвинулась к строгому экзаменатору, благо конструкция сиденья это позволяла. Щека Вадима была колючей и холодной, словно кактус, а от поцелуя в губы он, гад, ловко уклонился!