— Проигнорировала, — лаконично ответила Муза Григорьевна. — Вы беседовали с Лазарем? — догадалась она.
— С ним.
— Тряпка, — дала Лазарю краткую, но сочную характеристику Киселева. — А что касается моих отношений с дочерью, то хочу сказать вам, что они никогда не были безоблачными или чересчур интимными… Я видела, что Марина переживает, но это только…
— …подзадоривало вас? — взяла я на себя смелость закончить за нее фразу.
— Чушь! — поморщившись, выпалила она. — Не подзадоривало никоим образом, просто я хотела доказать дочери, что Замуруеву грош цена, что он при любом удобном случае променяет ее на первую подвернувшуюся женщину, если, конечно, та не слишком уродлива… Лешка соблазнял и имел все, что двигалось, дышало и…
Язык у Музы Григорьевны стал заплетаться — все-таки коньяк брал свое. Она лениво поднялась, прошлась до столика, где стояла пепельница, и, взяв ее, вернулась на свое место. Закурила, предложила мне. Я поблагодарила ее. На дне красивой бронзовой пепельницы лежали три окурка, на одном из них был след темно-красной помады.
— Муза Григорьевна, где вы были вчера в полдень? — неожиданно для нее спросила я, стараясь сбить ее с толку этим вопросом и не дать времени придумать себе алиби.
— В банке, а что?
— Именно в это время вчера в квартире, что она снимала, была убита та самая Терещенко Лиля, которую ваша дочь месяц назад уволила с работы.
— А я-то здесь при чем? — Муза Григорьевна скептически пожала плечами. — Поверьте, я не имею к этому никакого отношения. Мне жаль эту девушку, жаль Алексея, хотя он и разочаровал меня, но что я могу сделать?
— Вы были на последнем показе Замуруева?
— Мы были там с Рудольфом, а что? Его осенняя коллекция мне, честно говоря, не понравилась, — манерно сказала она, выпуская струйку дыма. — Слишком много мишуры, разных деталей… Ничего солидного и элегантного.
— А кто может подтвердить, что вы были в банке?
— Мои подчиненные. Вы ведь наладили с ними контакт, — иронично сказала она. — Вам и карты в руки.
— Вы любили Алексея? — прямо спросила я.
— Это мое личное дело, — спокойно, но твердо произнесла Муза Григорьевна. — Он нравился мне, только и всего… Кроме того, хорошо трахался, — судорожно рассмеялась она.
Когда приступ нервного смеха прошел, она посмотрела на меня — очевидно, пыталась по моему лицу определить, какой эффект произвели на меня ее неожиданная откровенность и грубое словечко, которое эта изысканная дама не постеснялась произнести.
— А чем он вас разочаровал? — как ни в чем не бывало спросила я.
— Он неискренне ко мне относился. Ему нужно было склонить меня к одной сделке… Вернее, не ему, а его мафиозному родственничку. Замуруев изменял своей жене, и ее брат решил, прибегнув к угрозам и шантажу, надавить на Лешку, с тем чтобы он повлиял на меня в этом направлении. Речь шла о крупном банковском кредите. Я не пошла на это, можете отметить в вашей будущей статье, — усмехнулась она.