Мы уснули вместе, не разжимая рук, и спали бы до утра, если бы жестокая жизнь не ворвалась в наш сон отчаянным грохотом в дверь и перепуганным воплем Барти:
— Малфой, проснись же, мать твою! Снейп у тебя?! Да вставайте же, Руквуд при смерти!
И здесь, на грани сна и яви я понял, куда ушёл этот призрак и почему с его лица не спадала ухмылка, когда он покидал спальню.
В небольшой комнате Барти — по сути, гостевой спальне — витал тяжёлый густой запах крови. Пламя свечей слегка колебалось от взмахов мантии Снейпа.
Сам Барти замер у дверей, зажимая рот руками и не в силах ни уйти, ни приблизиться. В углу мрачной глыбой возвышался Макнейр, скрестив руки на груди и свысока оглядывая всех собравшихся. Рабастан стоял у изголовья кровати, наклоняясь как будто помимо своей воли, а в изножье, держась за столбик, застыл Долохов, растрёпанные и полуодетые, но словно зачарованные. По обе стороны кровати замерли Амикус и Алекто, держа в руках палочки и медленно выписывая ими трёхмерные узоры. Глаза у них обоих были открыты и смотрели в никуда, а на лицах застыл абсолютный покой. Казалось, в этот момент Алекто не волновало, что она одета в одну только ночную рубашку с кружевами — впрочем, это не волновало вообще никого.
Через силу я перевёл взгляд на то, что лежало на кровати в середине расплывающегося на простыне тёмного пятна. Это было обнажённым телом — по крайней мере, на бёдра и ягодицы можно было смотреть без содрогания, а вот спина превратилась в сплошное месиво, в котором в нескольких местах что-то белело. Внезапно я прекрасно понял чувства Крауча: это что-то было рёбрами и позвоночником. Но самым кошмарным оказалось то, что Руквуд был в сознании. Его пальцы шевелились, сминая простыню, а по всему телу изредка проходили судороги.
Однако Снейп сориентировался быстрее меня.
— Что? — отрывисто спросил он.
Ответил Долохов, указал на Барти.
— Он нашёл Огги в коридоре у дверей зала и помчался ко мне. Я поднял Уолли и Баста, — он замялся и закончил совсем тихо: — Только на него никакие заклятия не действуют. Вообще. Поэтому вот, — и кивнул на Кэрроу; в это время Алекто тихо напевала что-то на латыни.
— Потерять сознание он тоже не может, я правильно понимаю? — спросил Снейп. Я непроизвольно прижал руку к груди, пытаясь представить, какая это должна быть боль. Северус тем временем без тени страха склонился над Августусом, откинул в сторону пропитавшиеся кровью волосы.
— Если у него содрана кожа… — начал Лестрейндж.
— У него не содрана кожа, — рявкнул Снейп, — она выхлестана, это Кнут Гриндевальда!