— Але? — звучит знакомый мелодичный голос.
— Ленча, ты как? Я просто так позвонил.
— Сейчас я ее позову.
— Ой, простите.
До чего похожи у них голоса — у Лены и ее матери, — просто невероятно похожи.
— Извини, я думал, что это ты.
Лена смеется.
— Все так думают.
— Ты не очень устала — днем, в лесу?
— Немного. Ноги болят.
Они болтают о том о сем, и Дима успокаивается, лютое напряжение, разбуженное Татьяной, покидает его. Успокоенный, ложится он спать.
Внезапно и бурно, резко, стремительно в город ворвалась весна. В считанные дни осели, расквасились, размокли и почернели сугробы, потекли ледяные ручьи, превращаясь в серебристые речки, лукаво заигрывая с прохожими, преграждая им путь, заставляя прыгать и изворачиваться, терпеливо искать обходные, узенькие тропинки. Потом подул резкий ветер, разгоняя, высушивая ручьи и лужи, вылетели из-под стрех перезимовавшие птахи, зачирикали задорно и весело, приветствуя теплое солнце, гоняясь за зернышками и крошками, радуясь и ликуя: пережили, перетерпели долгую зиму.
Улыбкой ясною природа
Сквозь сон встречает утро года…
За мартом пришел апрель. Что может быть лучше апреля? Проклюнулась нежная, незапыленная, весенняя зелень — клейкие, свернутые в трубочки крохотные листочки выглянули из почек. А небо… Какое высокое, чистое небо в апреле…
— Увидимся завтра?
— Ты же знаешь, я не отхожу от стола: скоро у меня выпускные. И у тебя, кстати, тоже.
— Ну и что?
— Давай после контрольной, как договаривались.
— Твоей?
— Димка, ты сумасшедший! Моя контрольная — как раз накануне вашей, городской, — сочинения!
— Ну и что?
— Заладил — что да что. Ты ведь, кажется, собираешься на филфак? Разве можно быть таким легкомысленным?
В голосе Лены строгие, учительские нотки. Она не понимает, она осуждает Диму.
— Ладно, — покорно вздыхает он. — Значит, после седьмого. Звонить, я надеюсь, не запрещается?
— Звони, конечно, — улыбается в трубку Лена. — И не вздумай, пожалуйста, обижаться!
— Да я и не обижаюсь, — грустно говорит Дима и неохотно вешает трубку.
Все правильно. Лена права, как всегда. Отчего же так муторно на душе? И стихи пишутся какие-то странные, дурные, почти неприличные:
И тонких рук рельеф надломленный
Вокруг неразвитой груди.
И я, горячей кровью вскормленный,
Теряю голову почти.
«Почти» — точно для рифмы, а значит, стихи плохие. Нужно взять себя в руки и заниматься. Это сейчас самое главное, от этого зависит, может, судьба. А любовь? Она разве не главное? От нее тоже зависит судьба. Но сейчас она мешает нормальному течению жизни. А когда не мешает? Судя по литературе, мешает всегда. Так что тогда — не любить?