- Жмет! - возвестил Догайло торжествующим фальцетом. - "Агамали" идет. Обгонит он нас к вечеру, братцы, за милую душу!
Электрики побежали на спардек. За ними трусил Догайло, усмехаясь в усы.
- Мабуть, то канонерская лодка? - высказал предположение электрик Проценко.
- Сказал! А дым-то где? Дыма не видать. Нет, милый, не канонерка. Теплоход идет.
Поодиночке появлялись на спардеке свободные мотористы и матросы. Взглядывали из-под руки и молча исчезали. Догайло прохаживался, опустив глаза и, по обыкновению, оглядывая все углы судна, как бы отыскивая что-то. Но временами он поглядывал вдаль. На штурманском мостике Касацкий приложил к глазам бинокль, расматривая приближающееся судно. Оно все увеличивалось в размерах, словно подгонял его с юга влажный, свистящий ветер. Касацкий опустил бинокль и растянул рот в застывшей улыбке.
А на спардеке появлялись новые лица, торопливо отыскивали на горизонте силуэт судна, измеряли глазами расстояние. Проделывали это молча, не глядя друг на друга и как бы невзначай, словно стараясь скрыть беспокойство.
Перед заходом солнца "Агамали", энергично забирая вправо, показал "Дербенту" белые надстройки и короткую трубу на корме, выпускавшую жидкие хлопья дыма. Кончилась вахта. Моряки выбегали на проходной мостик и останавливались у перил. Вокруг Гусейна группировались мотористы. Он стоял, опустив на перила тяжелые руки, и на его неподвижном темном лице над левой бровью заметно бился пульс.
Басов появился на мостике в тот момент, когда корабли поравнялись. Он переводил глаза с неподвижнего Гусейна на штурмана Алявдина, топтавшегося на месте в нервном возбуждении, на лица матросов, мотористов, электриков, собравшихся на мостике. Мимо него, грохоча сапогами, прошел Догайло, направляясь к трапу, ведущему на корму.
- Салют "образцовому" надо отдать, - пропел он лукаво, - дескать, уважаем и даем дорогу. Счастливого пути!
Он полез по трапу, и за ним двинулось несколько любопытных.
- Не надо, оставьте, Догайло, - слабо запротестовал Алявдин, но боцман не слышал.
Он подошел к кормовому флагу и распустил узел. Трижды протравил он бечеву, и широкое красное полотнище, свиваемое ветром, послушно скользнуло вдоль штока, опускаясь к его ногам.
С мостика было хорошо видно все, что происходило на палубе "Агамали". У борта его неподвижно замерли фигуры людей. Другие тащили по палубе конец троса. Жесткие кольца каната упруго расправлялись. Флаг на корме продолжал развеваться, - никто не торопился опустить его в ответ на приветствие.
- Озорничают, - тихо заметил возвратившийся Догайло, - видишь, конец притащили. На буксир, мол, возьмем.