Стряхиваю пыль с фалд,
Застегиваю рубашку,
Вставляю запонки,
Полирую ногти,
Я иду, моя дорогая,
Чтобы вдохнуть эту атмосферу…
– Ой, – говорю я и опираюсь на руку Эдди. – Это хорошо.
Ответ мне – треск и грохот из поднебесья, между крыш. Десятки огней, свист, кривые белые траектории.
– Вот ваш праздник! – кричит мне Эдди и поднимает голову к небу.
И огненные колеса, и снова свист, и россыпь выстрелов и взрывов. Как маленькая война, только на этой не убивают.
А потом я понимаю, как хорошо, когда есть вот такие переулки, где тихо.
– Офисные крысы пошли по домам еще вчера, – ехидно говорит Эдди. – Так, если пойти обратно, на Санта-Крус, то там есть «Ла Перла», а в ней едят точино дель сьело и бразо де мерседес, хорошие. Но сегодня – не пробьемся. Хотя – попробовать?
Я вижу, что лоб его блестит, и все-таки выпил он много.
– Эдди, праздник хорошо покидать, пока он не кончен. Это всегда надо делать, когда вам еще не очень хочется уходить, слышите? – громко говорю я, не сразу понимая, что в этом переулке орать не надо, тут тихо и никого нет. – Где там ваш дом и где моя лошадь? Если она, бедненькая, не умерла от этого грохота.
– Мой дом там, два квартала, – машет он рукой в одну сторону. – А лошадь – Хуан же сказал, что будет ждать здесь, в конце переулка, потому что здесь тихо. Так, мы высадились под вывеской Sabatero optical upstairs, вот. Значит – там, там, за углом, пятьдесят ярдов, – показывает он в другую сторону. – Кажется, вон задняя часть калесы, и Хуан никуда не уйдет. А о чем мы вообще говорим, давайте я вас провожу туда…
– Да нет же, Эдди, я действительно ее вижу. Спасибо вам. Вы подарили мне праздник.
Я пожимаю ему руку, делаю несколько шагов по улице, к шуму и голосам, вижу калесу – но не мою. И обнаруживаю вдобавок, что забыла где-то мои старые туфли – а что вы хотели, праздник! Зато чинелы на ногах. А если вывеска здесь, и Хуан сказал, что будет ждать в конце этого переулка… Концов всего два. Вон он, другой конец, там горит золото огней Эскольты, мелькают ноги и головы, совсем близко.
Я делаю несколько шагов по неровному асфальту, смотрю под ноги – тут может быть что угодно. В лучшем случае банановая шкурка.
– Hoy, putangina mong duling!.. – почти прошептал человек из темноты, из дверного проема. И сделал шаг вперед, спиной к грязно-желтоватому свету далекого фонаря.
И я увидела это лезвие, большое, как топор.
Дальнейшее известно и кончилось, к счастью, хорошо. Потому что из ниоткуда возникла белая тень человека, чья фамилия почему-то означала «зеленый». Если это была его настоящая фамилия.