(Выйдя на перрон, комиссар Амелин жадно глотнул колючий зимний воздух, потом спрыгнул на путь и пошел быстрым шагом, чуть не побежал, туда, где у водокачки сопел привезший фронтовиков паровоз.)
— Турки на Кавказе наступают? Польский легион бунтует? — говорил подпоручик. — А немцы? Мир-то не подписан. Еще неизвестно, как оно обернется… А вы говорите — не с кем воевать! Сказали бы прямо: есть с кем воевать, да не хочется!
Митинг отозвался на речь подпоручика враждебным гулом.
— Землячки! — волновался тщедушный солдат. — Он нас позорит, разводит наглую контру, а мы уши развесили?.. Да кто его, элемента, в комитет выбирал?
— Гражданина Кутасова мы выбирали. Третья рота, — ответил рассудительный бородач. — За его боевую храбрость и человечество. А если он против шерстки говорит — так это он всегда… Такой интересный человек.
И опять солдаты закричали, заспорили все сразу.
Комиссар Амелин стоял на подножке локомотива «ОВ» (по-простому сказать, «овечки») и беседовал с паровозной бригадой.
— И нету из вас ни одного большевика?
— К партии не приписаны, но сочувствие имеем, — ответил за всех машинист. — Да ты не финти, комиссар. Говори, чего нужно?
— Нужно и даже необходимо угнать отсюда этот паровоз. Прямо сейчас, сразу, сию минуту.
— А фронтовики, стало быть, тут останутся. — Машинист задумчиво комкал ветошь в черных ладонях. — А если они нам за это секир-башка?
— Не успеют.
Машинист поглядел на помощника, на кочегара и решился:
— Поехали. Садись, товарищ комиссар!
Амелин благодарно улыбнулся:
— Не. Я тут останусь.
— Останетесь? — Машинист даже перешел на «вы» от уважения к такому отчаянному человеку.. — Ну, дело ваше.
Комиссар спрыгнул на землю, но тут же обернулся. Понимая бессмысленность просьбы, он все же сказал:
— Ребята, у вас у кого-нибудь хины нет? Малярия меня крутит — ужасное дело…
— Вот чего нет, того нет. — И машинист скрылся в будке.
Паровоз выдохнул струю мятого пара, дал отвальный гудок — так надо было по железнодорожным правилам — и поехал в темноту.
Этот гудок услыхали и те, кто был в теплушках, и те, что митинговали на станции. Комиссар увидел, как из дверей буфета повалили взбудораженные люди. Он поежился, вздохнул и пошел к ним навстречу. А не хотелось, ох как не хотелось.
Понявшие обман солдаты бушевали вовсю. Некоторые даже открыли стрельбу по удирающему паровозу — кто с колена, кто лежа. Но два фонарика на тендере, подмигивая, уходили все дальше.
Первым увидел комиссара белорус.
— Вось ён! Сам пришел!
Толпа с ревом кинулась к Амелину — и впереди всех, конечно, Кащей со своей страшной каской. Но добежать им не дали. На перехват бегущим вывернулась из-за пакгауза шестерка солдат с винтовками наперевес. Эти шестеро выстроились перед комиссаром, отгородили его от толпы колючим частоколом штыков. Командовал подмогой знакомый Амелину эстонец с трубочкой.