Полная луна ярко освещает комнату. Сев по-турецки, Лука поставил коробку на покрытый ковром пол. Она тяжелее, чем он предполагал. Он положил на крышку шкатулки обе руки. Пальцы двигались сами собой, так он и сидел посреди ночи, поглаживая деревянный сундучок. Ему восемнадцать лет, но чувствовал он себя, словно восьмилетний. Потому что, когда ему было девять...
Доре казалось, что она собирает пазл. У нее есть все кусочки, но нет образца. Картинки, на которую она могла бы посмотреть. Ее охватила безнадежность. Возможно, это лишь плод воображения. Возможно, она просто выросла. Возраст, только и всего, как сказала бы мама. Может быть. Если бы не это чувство. И если бы где-то в этой квартире не хранился ящик, где лежали ее вещи, привезенные из другой страны. Возможно, из ее жизни. Зазвонил телефон. Черт бы его побрал! Дора встала и вышла из комнаты. Из квартиры. Она закрыла за собой дверь, как будто ей кто-то приказал.
На следующий день после похорон Лука отправился домой к своей учительнице рисования. Фрау Месмер жила в старом каменном доме за городом, дорога вдоль моря вела дальше, к Дубровнику. Ее муж умер десять лет назад. Он был художник. В доме повсюду висели его картины.
Ни в коридоре, ни в гостиной не было ни одной фотографии. Они сидели на террасе, фрау Месмер принесла прохладный чай. Лука выглядел очень взрослым.
Они пили, не говоря ни слова. Молчать было приятно. Они смотрели на море. С террасы открывался прекрасный вид на полуостров Святого Петра и мыс Осеява. На часах было 9:45, паром отправлялся в Сумартин, на остров Брач. Лука никуда не торопился. Он чувствовал, что постепенно успокаивается, удобно устроившись в плетеном кресле с мягкой обивкой.
— Я видела твоего отца. Хорошо, что он вернулся. — Фрау Месмер смотрела в свой стакан.
— Да, хорошо.
— Я слышала, он собирается купить маленький отель на пляже Донья Лука.
— Кажется, да.
— Это хорошо.
— Да, хорошо.
Вновь повисла тишина.
— У вас красивый дом.
— Да, серьезно?
Они снова пили, молча. У Луки было чувство, что время остановилось. Как будто его вообще не было. Он закрыл глаза и ни о чем не думал.
— Итак, ты все же переменил решение. — Учительница склонила голову и посмотрела на него поверх очков. Он еще не успел ничего ответить, как фрау Месмер добавила: — Это хорошо, я очень рада. — Она сделала небольшой глоток чая. — Ты талантливее всех, кого я знала, и кому мне доводилось преподавать. Я за тебя очень рада.
Она отставила стакан в сторону, в котором солнечные лучи блестели разноцветными красками.
— Это единственное, чем я хочу заниматься. Всю жизнь. Я хочу только рисовать. Стакан, наполненный светом. Море во все времена года и при любой погоде.