Правда, сейчас остались только куски мяса на рёбрах и, обгладывая их, Северус внезапно некстати вспомнил про свиные рёбрышки под соусом карри - одно из лучших блюд такой разнообразной и изысканной кухни Гоустл-Холла. Не то, что свинина по-китайски, жирнющая, плавающая и утопающая в густом, остром, пряном и тоже очень жирном соусе, которую подавали исключительно для крестника в Малфой-мэноре.
Снейп даже дал себе слово, торжественно поклявшись перед самим собой, навещать почаще родной замок. Ведь его после аппарации в холл так радушно встречали домашние эльфы, прибежавшие с кухни. Там они лениво отдыхали после ежедневной уборки всех помещений Гоустла - родного для них дома. Эльфы изо всех сил сдерживались, чтобы не упасть ниц - Северус не любил, когда перед ним ползают - магглы, волшебники, нелюдь. Ему было всё равно. Кто угодно.
Эта нелюбовь произошла из-за частого коленопреклонения перед Лордом - ему, графу Снейп, нужно было унижаться перед чудовищем, что в душе, что, последние три года, и снаружи - красноглазой, змееподобной, с нечеловечески длинными конечностями, ущербной дрянью, скотиной.
Позже вскрылось, что Лорд был дрянным полукровкой, воспитанным в маггловском приюте, в то время, как Северус проводил детство куда как с лучшей целью - в благом ребяческом рвении научиться сразу и всем-всем на свете заклинаниям, проклятиям и порчам Тёмных Искусств.
На это ушло более двадцати пяти лет, наполенных неусыпными, в прямом сысле этого слова, трудами. Снейп изучал черномагические заклятия по ночам даже в Хогвартсе, не говоря уж о Гоустл-Холле.
Зато теперь Северус, разбудите вы его среди ночи и, выслушав поток своеобразных, витиеватых оскорблений в свой адрес, подождите, пока он иссякнет, а затем попросите профессора, да помягче, понежнее, воспроизвести то или иное заклятье, он его вам выдаст, не задумываясь. Но ещё и добавит премного густого соуса едких высказываний о вашей непроходимой тупости и незнании азов магии.
Баранина почти остыла, зато была не слишком жирной, не как тот достопамятный «агнец» в доме Малефиция на праздничной трапезе, в ходе которой он… А, лучше не вспоминать! А вот ночью после неё… Тоже не к еде воспоминаньице. Да за какую ячейку памяти ни возьмись - везде в итоге окажется Квотриус, но какой же разный! Северус ещё помнил тот ненавидящий взгляд, блеснувший из-под длинных, девичьих ресниц «Братика», когда тот стоял на коленях перед Северусом, принуждённый поцеловать его руку вместо принятого среди ромеев братского объятия… А потом другие, смущённые и заискивающие взгляды, бросаемые в библиотеке словно бы тайком, но так, чтобы высокородный патриций и Господин дома заметил бы их… Да разве время сейчас предаваться воспоминаниям? Это время впереди… в «том» времени - эпохе ста лет одиночества.