– Ты уцелеешь не потому, что я так хочу, а потому, что так тебе предначертано.
– Уже молюсь на тебя, моя добрая предсказательница.
Только после этих слов Гяур снова оделся и позвал к себе Улича.
– Где письмо коронного гетмана, полковник?
– Письмо? – мрачно переспросил телохранитель, приставленный к нему еще на Острове Русов.
– Не заставляй меня повторять, – посуровел голос генерала.
– Значит, весь наш разговор с этим гонцом вы слышали…
– А ты что, намеревался скрыть от меня, что принял от гонца письмо?! – искренне ужаснулся князь.
– Поляки! – возвестил кто-то из повстанцев, и все бросились к своим коням, к повозкам, на которых лежали ружья и луки, к хуторским постройкам, из-за которых удобно было отстреливаться.
– Не опасайтесь! Мы послы коронного гетмана Потоцкого! – успел предупредить офицер, медленно приближавшийся во главе четверых драгун.
– Они что, сумели пройти к лагерю незамеченными? – помрачнел Хмельницкий, тоже успевший выбежать из штабного куреня и не так спешно, как хотелось бы в его годы, взобраться в седло. – Шкуры дозорных на полковые барабаны понатягивать надо за такую службу. Савур, узнай, чьи там дозоры их пропустили!
– Было бы велено, гетман. Но сначала узнаем, что за войско. Кто такие? – обратился он к польскому офицеру, подъезжая поближе и как бы прикрывая собой Хмельницкого.
– Ротмистр Радзиевский. Королевский драгун. С универсалом от гетмана Потоцкого.
– Послы, чьи бы они ни были, находятся под моей защитой. Пропустить! – приказал Хмельницкий казакам.
Розовощекий, пышущий редкостным для этих промозглых степей первородным здоровьем, Радзиевский подогнал коня прямо под порог штабного куреня и только тогда, немного поколебавшись, не уменьшится ли его гонора от того, что он оставит седло, лениво, неохотно спешился. Рослый, с широкой, прикрытой богатырским панцирем грудью, он как бы символизировал собой молодое польское дворянство – слишком воинственное и горделивое, чтобы признавать чью-либо власть, в том числе и королевскую. Увы, это дворянство и мысли не допускало, что своим вольнодумием как раз и губит ту Великую Польшу, которой якобы самозабвенно служит и на алтарь которой столь щедро кладет свои головы.
– Где вы раньше служили, ротмистр? – поинтересовался Хмельницкий, прежде чем усадить посла за стол. – Кажется, судьба уже когда-то сводила нас.
– В последнее время – в Каменце.
– Но с вами-то мы, кажется, встречались не в Каменце, а в Варшаве.
– Во дворце графини д\'Оранж, благодаря которой я оказался в свите другой графини – француженки Дианы де Ляфер.