Цепь (Сапожников, Степанидин) - страница 17

— Он у нас… шутник, — хмуро заметил Сенюшкин. — Верно, товарищ Габибулин?

Габибулин был смущен. Он помялся немного и спросил:

— Я свободен товарищ майор?

— Побудьте в другой комнате, — строго ответил Михаил. — Я вас вызову.

Озадаченный лейтенант вышел осторожно закрыв дверь.

— Ангелина Федоровна, конечно, нелепо все получилось. Вы уж нас извините, пожалуйста. Но раз мы встретились мне хотелось бы задать вам несколько вопросов. Если вы не возражаете.

Она настороженно переводила взгляд с меня на Михаила.

— Скажите, вам понравился тот вечер в ресторане “Весна”?

— Какой вечер? — вздрогнула она.

— Ну, банкет педагогов, — уточнил Сенюшкин.

— Я там не была, — поспешно ответила она.

— Зачем же так волноваться, — добродушно заметил я. — А почему вы не пошли на банкет? Клычев ведь приглашал вас?

Тут мог получиться прокол, если Клычев ее не приглашал. Она опустила голову, и мы с Михаилом переглянулись. Я угадал.

— Я себя неважно чувствовала, — тихо произнесла женщина.

— Веская причина, — кивнул я. — А другой не было?

Ее взгляд выражал откровенный испуг.

— Скажите когда родился ваш сын?

— Мой сын? — Она побледнела. — В июле тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года. А зачем вам это?

— Если вы не возражаете, я потом отвечу на ваши вопросы.

И тут случилось то, чего мы с Сенюшкиным не ожидали. Она расплакалась. Я дал ей воды. Она наконец успокоилась.

— Вы меня арестовали? — Ее голос слегка дрожал.

— Я уже сказал, что ничего подобного.

— Но ваши вопросы напоминают допрос!

— Всего лишь беседа.

— Ах, беседа!.. Так вот беседовать с вами у меня нет ни малейшего желания!

Хуже всего в нашем деле разговаривать с женщиной!..

— Напрасно, Ангелина Федоровна.

— Что вам от меня нужно?

— Скажите, где был ваш муж в ночь с четвертого на пятое июня?

Она молчала, уставясь куда-то поверх меня.

— Молчание тоже ответ. Мы должны его понимать так, что вы не знаете, где он был? Другими словами, его не было дома?

Молчание. Неужели она уже избрала своей тактикой молчание? Только этого недоставало.

— Ну что ж… Я вынужден сказать вам неприятную вещь. Это касается вашего мужа, Ивана Алексеевича Пономарева.

— Что? — выдохнула она, вся напрягаясь.

— У нас появились некоторые основания подозревать его в совершении одного преступления.

— Нет! — Пономарева вскочила. Глаза ее расширились от ужаса.

Не знаю как сложился бы наш разговор дальше, не вмешайся в него Сенюшкин. Он ласково дотронулся до руки женщины.

— Милая Ангелина Федоровна, мы же вам не хотим ничего плохого. Слово даю. Но помогите нам разобраться.

Нет, никогда я не умел так разговаривать. Терпения не хватало. Или умения. Городского во мне много, железобетонного, ритмы, ритмы. А Сенюшкин от земли. А земля любит терпение, и ласку, и добрые руки. Поэтому к нему и приходят разные папаши-мамаши и душу перед ним раскрывают.