Наконец Роканнон не выдержал и спросил Гейн, что они, собственно, думают о нем в замке Бренья, и она ответила честно;
— Они думают, что ты бог.
И употребила то самое слово, которое он давно уже взял на заметку, еще в толенской деревушке: педан.
— Но я вовсе не бог! — сказал он чуть ли не сердито.
Она даже рассмеялась.
— А почему они так решили? — продолжал допытываться он. — Неужели боги лийяр все седые, со скрюченными изуродованными руками? Лазерный луч, которым все-таки успел поразить его вертолетчик, разворотил ему правое запястье, так что он практически не мог управлять всей рукой.
— Почему бы и нет? — снова улыбнулась Гейн и с достоинством вздернула подбородок. — Но главным образом — потому, что ты спустился с гор.
Некоторое время он переваривал эти слова.
— Скажи мне, госпожа моя, а ты знаешь о… хранителе источника?
Лицо ее тут же помрачнело.
— Нам известны об этом древнем народе только легенды, созданные очень давно. Девять поколений правителей Бреньи сменили друг друга с тех пор, как Иоллт Высокорослый ушел в горы и вернулся оттуда совсем другим человеком. Мы так и поняли: ты с ними тоже встречался, с Древнейшими…
— Как вы об этом догадались?
— Во сне ты бредил и все твердил о какой-то цене, о цене того дара, который получил, о Великой Цене. Иоллт тогда тоже заплатил… Ценой была твоя правая рука, не правда ли, господин мой? — спросила Гейн и вдруг смутилась, однако смотрела ему прямо в глаза.
— Нет. Я бы отдал обе руки, чтобы спасти то, что я потерял.
Он встал и подошел к окну. Комната располагалась в башне, и оттуда открывался вид на прекрасную холмистую равнину между далеким еще морем и горами. Сверху, с предгорий, на склонах которых высился замок Бренья, текла, извиваясь, река, становясь постепенно шире и ярко блестя среди более низких холмов на равнине, а потом исчезала в туманной дали, где лишь угадывались очертания деревень, возделанных полей и башен замков меж синих дождевых туч и проблесков ясного синего неба.
— Более прекрасной земли я в жизни не видел! — вырвалось у него. Он все еще думал о Могиене, который никогда уже не увидит своей древней родины.
— Для меня она уже не так прекрасна, как прежде.
— Почему же, госпожа моя?
— Из-за пришельцев!
— Расскажи мне о них.
— Они пришли в копне прошлой зимы; многие прилетели на больших воздушных кораблях; их оружие способно было сжечь все вокруг. Никто у нас и понятия не имел, из каких краев они сюда явились; никаких преданий о них не существовало. Теперь все земли между рекой Вьярн и морем захвачены ими. Они перебили или согнали с насиженных мест жителей целых восьми поместий. Мы, живущие в предгорьях, стали их пленниками; мы не осмеливаемся спуститься даже на наши старые пастбища, чтобы откормить скот. Мы сперва пытались сражаться с пришельцами. И моего мужа Ганинга они сожгли из своего смертоносного оружия. — Она быстро глянула на изуродованную обожженную руку Роканнона и умолкла. Потом неуверенно продолжила: — Он… его убили во время первой оттепели, и за его смерть еще никто не отомстил. Мы склоняем головы и обходим стороной собственные владения — мы, Хозяева Земли! И нет такого человека, который смог бы отплатить проклятым пришельцам за смерть Ганинга!