Нет, нашептывания тайного советника Улема не проходили зря. Еще бы! «Ваши земли, о, великий хан, омывают два моря и три большие реки. Из жалкого степного пастуха-кочевника вашему народу пора превратиться в великого мореплавателя. Почему наша морская держава в глазах всего мира по-прежнему должна оставаться степной колыбелью оседлых кочевников?»
Похоже, что Улем и Карадаг-бей просто помешались на море. Единственное, что их разделяет, так это стремление каждого из них оставить за собой право быть адмиралом обоих — азовского и черноморского — крымских флотов. Чего-чего, а фантазии у степных пастухов-мореплавателей хватает.
Сегодня Улем вновь нашел хана в тайной комнатке, в которую Ислам-Гирей, словно в тайную исповедальню, не впускал никого даже из своих самых приближенных. Здесь, на высоких подставках, красовались три макета кораблей. У одного из генуэзцев, синьора Тьемполо, потомка тех моряков, что когда-то доставляли солдат из Генуи в приморские крепости Крыма, неожиданно открылся удивительный талант: из древесины клена, из коры дуба, тонких металлических пластин и лоскутиков парусины он стал воссоздавать в миниатюре подобия тех прекрасных кораблей, что время от времени появлялись на рейде Кафы. Или тех, которые запоминались ему в портах Генуи, Венеции, Неаполя, Стамбула…
Вот и вчера Тьемполо, вместе со своими тремя учениками, завершил работу над созданием макета королевской каравеллы, точной копии той, на которой, как объяснил мастер, любил когда-то ходить к берегам Сардинии и Сицилии неаполитанский король.
Узнав об этом замысле, хан загорелся особым интересом к кораблю и потребовал: макет должен быть чуть побольше обычного, да таким, чтобы мог удерживаться на плаву. Хотя бы в бассейне ханского дворца.
— Когда прикажете построить его в натуральную величину, светлейший хан, я найму лучших итальянских корабелов, способных создать настоящий флот.
Ислам-Гирей сразу догадался, что за словами Тьемполо скрывается не только личное стремление советника Улема возвыситься при дворе хана до распорядителя всех крымских судоверфей, но и его наушничанье. Однако это его не огорчило. Макет был сотворен потрясающе быстро и с удивительным мастерством.
Правда, хан заподозрил, что генуэзец скомпоновал его из деталей других макетов, давно имевшихся у него в мастерской, в которую правитель всякий раз входил с таким благоговением, словно в мастерскую Создателя Вселенной. Но и это он тоже мог простить Тьемполо. Скрытная, необъяснимая радость, всякий раз зарождавшаяся у Ислам-Гирея при виде этого миниатюрного корабля, стоила такого прощения.