Напрямик, обходя лишь поляны и болота, шли вереницей по лесу пятеро солдат и мальчик.
Давно остался позади березняк, в котором нашли Сашу. Сейчас продирались сквозь густой, давно голый, мокрый лозняк. Шедшему последним Сагуляку чаще, чем другим, приходилось нагибать голову, оберегая лицо от пружинящих хлестких веток. Обе руки его были заняты: правая — на ремне карабина, висящего на плече, в левой — поводья двух уздечек. Сагуляк упорно продолжал вести своих Гнедка и Лыска. Гнедко, конь лукавый, улучая миг, когда повод ослабевал, тянулся в сторону, рассчитывая ухватить с земли какой-нибудь аппетитный клок старой травы. Смиренный Лыско покорно шел за хозяином, опустив к его плечу голову с большой белой отметиной на лбу.
Сагуляк по-прежнему верил: всем им удастся благополучно выйти к своим. Он прикидывал: от места, где враг ночью напал на полковую колонну, пройдено километров пять, может чуть побольше. Впереди тихо, а не идут ли уже не по вражеской стороне? Не мудрено, если, незамеченными и не заметив, миновали и немецкую передовую и свою: сплошной линии позиций, поди, еще нет. Всего с час как рассвело. Еще не разобрались, поди, ни наши, ни немцы, что к чему… Смех получится, коли в своем тылу уже… Встретится кто-нибудь, спросит: куда вы, хлопцы, от фронта? На формировку? Сагуляк улыбнулся, представив себе такую конфузную картину.
Где-то впереди прокатился протяжный, глуховатый отзвук далекого выстрела, похоже — орудийного. Потом еще.
Идущие впереди остановились. Догнав их, остановился и Сагуляк с лошадьми.
Сбившись в кучу посреди лозняка, прислушивались. Но вновь было тихо, как только может быть тихо в лесу безветренным утром поздней осени, когда уже нет птиц, нет листвы, шелестящей даже при самом слабом ветре.
Пошли в прежнем направлении. Молча прислушивались: а не прогремит ли еще? И с какой стороны? Прислушивался и Сагуляк, шедший снова позади всех. Хотя он выглядел по-прежнему спокойным, на душе его становилось все тревожнее. Здесь, по лозняку, пока не опасно. А дальше? Может, и коней покинуть придется… Да что кони! А знамя? И еще хлопчик этот, Сашко. За него душа болит. Малый такой, а горя побачил уже богато. Не дай боже, может, уже и полный сирота, солдатский сын… А может, и жив его батько? Идет вот так же да про хлопчика своего споминае… Скольких разлучили… Внучонку вот, Кирюше, шестой, а батька своего не помнит — забрали того в армию в первый месяц войны, еще когда немец близко не подошел. Почти два года слуху не было. Только недавно, дочка пишет, узнала — в госпитале, скоро обратно на фронт. А еще сколько войны впереди, до самой Германии! Уцелеет зять, нет ли?.. Солдат под пулей как под судьбой ходит. Не дай бог — придется дочке одной вековать…