— Я прочла их обоих. Все, что есть в русском переводе.
Библиотекарь торжествующе рассмеялся, такое смешное лицо было у Воскресенского.
— Браво!.. Браво!.. Не мешает прочесть и Луи Блана…
— Я прочла и его…
Молодежь, толпившаяся рядом, рассмеялась.
— Великолепно! — воскликнул Воскресенский, роняя с прилавка муфту Веры и подхватывая ее на лету. — Вы положительно феномен! Такая аристократка, «военная дама»… Впрочем, что я говорю! Это веяние времени. Вы знаете ли, господа, что на педагогические лекции Ушинского в Питере приезжают аристократки в своих каретах?.. Да-с… А вы читали Ушинского? У вас есть дети?.. Ах, вы не слыхали об Ушинском?
Он так искренно, так непосредственно обрадовался, что Вера рассмеялась.
— Я вас познакомлю с его методой. Иметь детей и не знать Ушинского? А Молешотта? А Льюиса?.. Вот и прекрасно… Я с вами займусь… Ваш адрес?.. Пойдемте, кстати… Я проведу вас до дому… Нам по дороге… В наше время не интересоваться естественными науками — непростительно… совершенно недопустимо!.. Это, знаете ли, альфа и омега… Это создает миросозерцание, это в корне разрушает все наши предвзятые понятия, все представления о мире, о жизни, о религии… Позвольте вашу связку!.. До свиданья, господа! До завтра, Павел Алексеевич!..
Хотя в кругу, где вращался Воскресенский, считалось дурным тоном носить за женщинами поноску, оказывать ей старомодные знаки внимания, ухаживать, влюбляться (все это было пошлостью), тем не менее Воскресенский нес за Верой поноску, размахивая ею в воздухе и в пылу разговора чуть не задевая связкой книг по лицу встречных, и с каждой минутой пьянел все сильнее, пораженный красотой Веры.
— Погода какая! Посидимте на бульваре!
— Нет, мне пора домой. Муж не любит, чтоб я опаздывала к обеду…
— Муж?? Обед? Очаг? Ерунда!.. Пережиток… Предрассудок… Что такое муж?
Вера слушала его пылкие дифирамбы свободнорожденной личности — и тихонько улыбалась.
Барон был очень удивлен, когда, возвращаясь из казарм, увидал на улице, у крыльца, свою Веру, а перед нею длинного бородача в пальто и широкополой шляпе, с пледом, живописно переброшенном через плечо. Он демонстративно остановился и слушал непонятную, экзальтированную речь. Вера оглянулась.
— Позвольте вас познакомить! Мой муж… Барон фон Норденгейм… monsieur…
— Воскресенский… редактор энского Вестника, — пробормотал тот и небрежно кивнул Нордену.
Он говорил бы еще долго, не обращая внимания на переминавшегося барона, если б Вера, улучив секунду, когда он перевел дух, не подала бы ему руки с холодной улыбкой, значение которой нельзя было не понять.