— Пусть разразит чума всех этих молодых едва оперившихся петушков! — проворчал принц. — Эй! Маркиз, неужели вы настолько дерзки, что посмеете долго удерживать рядом с собой, для вашего личного удовольствия, одну из прекраснейших дам столицы?
— Избави Бог, монсеньор, — ответил молодой человек, который явно не слышал их разговора и даже не догадывался, о какой даме идет речь.
— Ну ладно! Тогда вы можете увезти ее. Я вам позволяю. Но впредь извольте спуститься с небес и задумайтесь о том, что вы не одни в этом мире и что другие тоже имеют право любоваться самой ослепительной улыбкой Парижа.
— Я приму это к сведению, монсеньор, — заверил придворный, в поклоне подметая песок лазоревыми перьями шляпы.
После глубокого реверанса Анжелика вложила свою маленькую руку в руку Филиппа и повела его прочь. Бедный Филипп! И почему все боятся его? Ведь он очень уязвим в своей высокомерной рассеянности, которой так нетрудно воспользоваться.
Когда пара проходила мимо скамьи, господин де Лафонтен[44], расположившийся на ней в обществе господ Расина[45] и Буало[46], бросил в их сторону:
— Фазан со своей курочкой!
Анжелика сразу же поняла, что Лафонтен намекал на тот контраст, который являли их наряды: коричневатые тона ее платья олицетворяли сдержанную роскошь, тогда как одежда Филиппа поражала контрастами цвета и обилием драгоценностей. Прикрыв лицо веером, Анжелика кокетливо улыбнулась поэту, который лукаво подмигнул в ответ. «Фазан со своей курочкой… Дай-то Бог!» — подумала Анжелика.
Она опустила глаза и с бьющимся сердцем стала смотреть, как уверенно и твердо ступает Филипп, вдавливая в мокрый песок аллеи великолепные красные каблуки своих туфель. Ни у кого из мужчин нет такой изысканной походки и таких же ладных мускулистых икр. «Даже у короля», — подумала молодая женщина. Впрочем, чтобы увериться в этом, надо снова увидеть короля вблизи, а для этого — очутиться в Версале. И ОНА ПОПАДЕТ В ВЕРСАЛЬ! Вот так же, рука об руку с Филиппом, она ступит на королевскую галерею. И весь королевский двор будет жадно пожирать глазами детали ее великолепного туалета. Она остановится в нескольких шагах от государя… «Госпожа маркиза дю Плесси-Бельер…»
Ее пальцы судорожно сжались. Тогда Филипп с угрюмым удивлением изрек:
— Я так и не понял, почему монсеньор принц навязал мне ваше общество…
— Потому что он подумал, что это доставит вам удовольствие. Вы же знаете, он любит вас больше, чем монсеньора герцога. Вы — наследник его воинского духа.
И она добавила, ласково взглянув на кузена:
— Мое общество вам до такой степени неприятно? Вы ждали кого-то другого?