Так вот, Малфой рассказал ей, что на первом их занятии с профессором Люпином на третьем курсе, когда они, как и гриффиндорцы, сражались с боггартом, тот при виде Сольвейг рассыпался по полу лавиной серо-зеленых пупырчатых жаб. И высокомерная Паркер, закрыв лицо руками, завизжала так, будто ее резали. Пришлось профессору Люпину придти к ней на помощь.
— А твой боггарт как выглядел? — спросила Гермиона. Она не имела в виду ничего дурного, она всего лишь поддерживала беседу, но Драко вдруг весь побелел, словно ему стало дурно.
— А я сбежал, — ответил он. — Сбежал еще до того, как боггарт ко мне подошел.
— Сбежал? — удивилась Гермиона. — Почему?
Драко помедлил, прежде чем ответить. Но потом все-таки заговорил:
— Я сталкивался с боггартом… раньше. У нас жил один в старом платяном шкафу — там хранились старинные мантии наших предков. Мама объяснила мне, что это такое, и даже показала заклинание — на первом курсе, когда я приехал на рождественские каникулы. И я решил с ним сразиться — мне было любопытно. Я думал, он станет стаей крыс… А он превратился в моего отца, — Драко помолчал. — Мне не хотелось, чтобы это увидели мои одноклассники. Наверное, — тут он скривил рот в легкой усмешке, — сейчас бы он выглядел совсем по-другому…
Эта беседа произвела на Гермиону очень тягостное впечатление, и она дала себе зарок больше с Малфоем по возможности не разговаривать.
Гермиона дошла до опушки Запретного леса и неторопливо побрела вдоль кромки. Она прошла не более десяти шагов, когда поняла, что здесь есть люди — эта способность чувствовать человеческое присутствие появилась в ней совсем недавно, когда она углубилась в свой анимагический проект. Похоже, что скоро она сможет определиться со зверем…
Пройдя еще пару шагов, она узнала присутствие — рядом была Сольвейг. И еще кто-то.
Они вынырнули из-под завесы деревьев ей навстречу: Сольвейг в своей роскошной черной мантии с подбоем и воротником из меха черно-бурой лисы («Вот объясни мне, Грейнджер, откуда у простого преподавателя такие деньги?! Может, он наркоту там у себя мастерит втихаря?»), а рядом с ней, доставая рослой слизеринке своей рыжей макушкой только до плеча, шла Джинни.
Сольвейг что-то говорила, изредка бросая на спутницу короткие взгляды — Гермиона знала, что так Сольвейг пытается удостовериться, что ее слушают. Джинни иногда кивала головой. Потом она что-то тихо спросила, и Сольвейг, не расслышав («Грейнджер, говори громче, я глухая. Не стоило в детстве так громко включать музыку в наушниках…»), наклонилась к ней.
«Да что же это…»