— По-моему, вы всегда находите, что сказать мне. Разумеется, — поправился Джеймс, — когда не пытаетесь следовать эдиктам миссис Ситон.
— Вы не в счет.
Он кашлянул.
— Почему это?
— Не знаю, — сказала она, слегка качнув головой, — но вы не считаетесь. Вы совсем другой.
Он снова кашлянул.
— Я не так уж отличаюсь от других представителей моего пола.
— Ну, если вам непременно нужно знать — с вами гораздо легче разговаривать.
Джеймс задумался, переваривая услышанное. До встречи с Элизабет он гордился тем, что одним взглядом мог лишить дара речи любую хныкающую дебютантку и ее цепкую мамашу. Весьма эффективный прием, который он перенял у своего отца.
Исключительно из любопытства он устремил на Элизабет самый что ни па есть надменный взгляд маркиза Ривердейла, от которого взрослые мужчины бросались врассыпную, и спросил:
— А что, если бы я смотрел на вас вот так?
Она залилась смехом.
— О, перестаньте! Умоляю вас! Я сейчас умру со смеху.
— Простите, не понял?
— Прекратите, Джеймс. Ну же! Вы похожи на маленького мальчика, который возомнил себя герцогом. Мой младший брат постоянно практикует на мне этот фокус.
Уязвленный в самое сердце, он поинтересовался:
— Сколько лет вашему брату?
— Восемь, но… — Элизабет расхохоталась, не в состоянии продолжать.
Джеймс не мог припомнить, когда последний раз над ним смеялись, и тем более ему не доставило особого удовольствия сравнение с восьмилетним мальчиком.
— Уверяю вас, — произнес он ледяным тоном, — что…
— Ни слова больше! — выдавила она сквозь смех. — Право, Джеймс, не стоит пыжиться, изображая из себя аристократа, если им не являешься.
Никогда за всю его деятельность в качестве агента военного ведомства он не испытывал подобного искушения открыть свое истинное имя. У него просто чесались руки схватить ее за плечи, встряхнуть и заорать: «Я самый настоящий маркиз, дурочка! И могу быть первосортным снобом, если пожелаю».
Впрочем, было что-то необычайно привлекательное в ее безыскусном веселье. А когда она повернулась к нему и сказала: «О, Джеймс, пожалуйста, не обижайтесь! Это комплимент. Вы слишком милы для аристократа», — он решил, что это, пожалуй, самый восхитительный момент в его жизни.
Его взгляд был устремлен на ничем не примечательный островок грязи, поэтому Элизабет пришлось пригнуться, чтобы оказаться на линии его видения.
— Вы меня простили? — спросила она игривым тоном.
— В глубине души…
— Если вы не простите меня, мне придется еще разочек попрактиковаться в боксе.
Он вздрогнул:
— В таком случае я вас прощаю.
— Я так и думала. Идемте домой.
Интересно, подумал он, почему, когда она сказала «домой», ему показалось, что это относится к ним обоим?..