Что? Не
слышу, дорогая.
Мне вдруг
сейчас вспомнилось:
в вымытом хлоркой
коридоре поликлиники,
после двухчасового
томления в
очереди, убивающего
решимость, мы
с бабушкой
стоим перед
дверью зубоврачебного
кабинета, где
через несколько
минут начнут
не спеша удалять
мой засидевшийся
молочный зуб,
без укола, без
новокаина, без
обезболивания.
И меня уже знобит
в предчувствии
бездушного
крика: "Следующий!"
Бабушка,
миленькая,
давай уйдем,
ну пожалуйста,
я не могу!..
И она
смотрит на меня
на все решившимися
голубыми глазами
и говорит
бесповоротно:
А ты —
ЧЕРЕЗ НЕ МОГУ.
Вот это,
пожалуй, единственное,
чему она меня
научила.
Конечно,
я могла никому
не рассказывать
про свое злодейство,
но мне нужно
было чье-нибудь
утешение: "Забудь.
Ты — не душительница
старух!" Русским
такое рассказать
невозможно.
Я попробовала
на одном своем
приятеле, самом
отпетом, —
алкоголизм,
дебоширство,
бесхозные дети
от Тайги до
Британских
морей... и даже
он был шокирован.
Муж увидел, что
я расстроена,
и говорит:
А потому
что как свой
крест несешь?!
Разве кресты
так носят? Надо,
чтобы он как
штык стоял,
как флаг! А у
тебя?.. Клонится,
за кочки цепляется...
Тьфу, противно
смотреть!..
Так что
вся надежда,
Ник, на Вашу
иностранность.
Целую
и посылаю остатки
записей.
Аня
Еще один
веселый блокадный
вечер начался
со слез, бабушкиныхО).
Она вернулась
с собрания
жильцов, поздно
— Люлюша уже
забралась в
свой квадрат.
Из обрывков
разговора,
который я
подслушивала,
выглядывая
из-за Нотр-Дама,
как химера,
стало ясно, что
Ленинград
готовятся сдать
немцам. И я слышала,
что бабушка,
чьим единственным
ругательством
было "черт
собачий", сказала
сквозь слезы:
"Сволочи! Вот
сволочи!" — как
соседка Свинтусова.
И от этого злобного
слова у меня
мурашки пошли
по спине.
На собрании
бабушку учили
тактике уличного
боя. Более того,
она объявила
маме и Люлюше,
что на балконе
будет установлен
пулемет и она,
как "ответственная
квартиросъемщица"
(Осип, салют!),
назначена
пулеметчицей.
Тут обе слушательницы
начали так
смеяться, что
грех было не
воспользоваться
случаем. Я вылетела
из-за шкафа,
кувырнулась
в квадрат и
каталась там
от хохота, пока
кресла не
раздвинулись
и мы с Люлюшей
не оказались
на полу.
Кажется,
в один из этих
дней раздался
в нашу дверь
легкий, не условный
стук. Бабушка,
в отличие от
остальных все
еще готовая
схватиться
со смертью,
долго визитера
не впускала.
Наконец вошел
странный солдат
в замызганной,
нестандартной
какой-то форме,
стащил с головы
пилотку (это
зимой!) и сказал
простуженно:
"Здравствуйте,
Апочка!"