- Да брось ты! — говорит Шманов, — он же совершенно безобидный! Один раз, правда, приставал ко мне — так я его… того…
- Чего, — говорю, — «того»?
- Чего-чего! — отвечает Шманов, — трахнул! Не сильно, правда — слегка по уху трахнул — он и успокоился, не лез больше…
- Ну, если по уху, — говорю, — тогда поехали. А то, знаешь, не очень-то я люблю подобные компании…
И мы, взяв машину, отправились в декабрюжий музей. По дороге Евгений Саныч пару раз тормозил водителя возле ночных ларьков, набирал шампанского, коньяка, каких-то конфет, шоколада, постоянно восклицал: «Господа! Едем к князю Сергею Петровичу!». «Ага, — зубоскалил я, — и к княгине Евгении Александровне!». Ячменёв на эти намёки не обижался: по всему было видно, что настроение у него — разгульно-весёлое, и ничем его не проймёшь.
Едва мы подъехали к музею и выгрузились, Ячменёв со словами: «Пойду будить холопов!» отправился в сторону конюшен. Там, в конюшнях усадьбы декабриста Волконского, жил музейный сторож. Вскоре «хозяин усадьбы» появился перед нами в сопровождении этого самого сторожа — какого-то хилого на вид юнца.
- Это Серж! — представил нам сторожа Ячменёв, — наш сторож, артист иркутского балета! Он сегодня покажет нам свои танцы! Идёмте же!… - и принялся возиться с замком парадного крыльца музея.
Едва мы вошли вовнутрь, Евгений Саныч барственным жестом сбросил на пол пальто, которое музейный сторож кинулся поднимать, и, зажигая по ходу своего движения свет в залах, двинулся в гостиную. Вскоре оттуда донёсся его голос:
- Господа! Господа! Не мешкайте, проходите! Будем пить шампанское! Будем пить-гулять всю ночь! — а вслед за этим из гостинной донеслись звуки рояля, и ячменёвский голос, напевающий: «Кавалергардов век — недолог!…». Мы двинулись следом.
…Ячменёв пел про деву юную, которой не нужно обещать на земле любови вечной, мы со Шмановым едва успели выпить по стакану (ибо здешние «бокалы» оказались обычными гранёными стаканами) шампанского, и готовились вновь их наполнить, как вдруг из передней послышалась какая-то возня, а в следующий момент в гостинную влетели какие-то автоматчики в форме, которые сразу же бросились на нас. Потом Шманова и меня волокли к выходу — и последнее, что я слышал в музейных стенах — это вопль Ячменёва, напомнивший мне сцену из культового советского мультфильма про тайну третьей планеты: «Я буду жаловаться! Я — директор музея!!!» — а в следующий момент нас уже усаживали в «стакан» милицейского «бобика» и везли в райотдел милиции.
- Да-а… — ворчал Лёшка, — это называется «будем пить-гулять всю ночь!» Он, кажется, не снял свой музей с сигнализации…