- Слушай, старина! Ты в детстве рогатки делал?
Вопрос был совершенно неожиданный — но я, тем не менее, отвечаю:
- Да, вроде бы, делали чего-то такое. Правда, не помню, чтобы я в детстве с рогаткой бегал… А, собственно, зачем это тебе?
- Да вот, — отвечает Гарри, — хочу себе рогатку сделать, — и на этих словах извлекает из кармана самую настоящую деревянную рогатину, только без резинки, — и вот думаю, какую бы резину на неё натянуть… Помнишь, раньше в аптеках продавался такой серый жгут для перетягивания ран? Вот из него резина на рогатки была — в самый раз! Тугая, прочная, бьёт далеко!…
- Игорь! — смеётся Наташка, — да ты, никак, в детство впал! Зачем тебе рогатка? Хочешь Генеральному в лоб пульнуть?… — и опять смеётся.
Здесь нужно сразу же оговорку сделать: из всей, сидящей за столом компании Гарри — самый старший: ему тогда уже за тридцатку перевалило. Да и не производит он впечатления инфантильного подростка: наоборот — Настоящий Индеец, мачо этакий, девчонки на него смотрят, вздыхая…
И тут он нас, буквально, убивает своим ответом — спокойно, и как ни в чём ни бывало, изрекает:
- Да голубей хочу пострелять…
Повторяю: фразу о своём намерении заняться отстрелом голубей Гарри изрекает настолько спокойно, как будто речь идёт о чём-то совершенно обыденном; как будто ходить с рогаткой и стрелять из неё голубей для тридцати-с-чем-то-летнего мужика так же естественно, как собирать марки, пить пиво, ковыряться по выходным в гараже или на даче — ну, или там, вступать в беспорядочные половые связи, к примеру…
У меня от его ответа — небольшой шок; а Наташка — она, вообще, натура легкоранимая: она живо представляет себе эту дикую охоту, эти окровавленные голубинные тушки, её воображение тут же рисует на лице Гарика гримасу садистического сладострастия — и, кинув на него уничтожающий взгляд, Наташка встаёт и гордо уходит. А тут ещё вбегает наша режиссёр, видит меня — и с криком: «Я его по всему телецентру ищу — а он, оказывается, вот где спрятался!!!», спешно мобилизует меня на монтаж. Гарри остаётся один-одинёшенек — и остаётся неразрешимая загадка: чего такого этому рассудительному и незлобливому парню сделали безобидные городские птицы, что он готов отстреливать их из рогатки?
Разговор этот вскоре забылся: мне, если честно, вовсе нет дела до причин, по которым некоторые отдельные операторы сходят с ума — и я вспоминал о нём только тогда, когда замечал, какие уничтожающе-презрительные взгляды стала Наташка бросать на Гарика. А где-то через полгода тайна, о которой я к тому времени уже успел забыть, раскрылась сама собой. Произошло это так: Гарри предложил мне вдвоём с ним сделать одну халтурку в обход родной телекомпании, и мы договорились, что вечером после работы вместе отправимся к нему домой, и всё обсудим.