— Никогда ещё, во всём этом проклятом мире, не случалось, чтобы кивили арту путались с Тенью! — произнёс он, растерянно смотря на распростёртые перед ним тела.
Вокруг него, в том же потрясении стояли и, тот час сбежавшиеся со всех сторон, шоэны, понуро и даже испуганно опустившие головы. И все подавленно молчали.
— Грядёт последний шторм, и, повидимому, гребни волн завивать будет не только Кфал… Молитесь и не надейтесь на спасение, ибо отныне живой позавидует мёртвому! — несовсем понятно, но определённо усташающе высказался Оссу Та.
— Ладно! Хватит глазеть! — вдруг рявкнул Хайес, да столь неожиданно, что все невольно вздрогнули. — Са камрэ! А соту ну тамэ!>[27]
И шоэны, словно бы пробудившись от страшного сна, тут же вновь поспешно вернулись к своим делам: кто — обтирать коней и поправлять подпругу, а кто — хоронить своих павших товарищей, а теперь ещё и кивили арту, ибо оставить их непогребёнными представлялось им делом совершенно немыслимым, пусть даже те, по неизвестной им причине и примкнули вдруг к их врагам. Рин тоже не смог стоять в стороне и, размазывая по лицу катящиеся из глаз слёзы, старательно помогал копать для кивили арту могилы.
Через четверть часа всё было закончено.
— Всё! Едем! — буркнул Хайес Рину, вскакивая на коня.
— Аггла вэ! — прокрикал он через мгновение, вздымая вверх руку.
Они давно уже выехали из леса, двигаясь навстречу окрасившемуся зарёй горизонту, а Рин всё оглядывался назад. Туда, где лежали, закопаные в обычную, сырую землю кивили арту — его, вдруг ожившая из самого детства, сказка. Сказка, которую он сам же и сразил своею собственной рукой!
Спина его пылала, а рук и ног он вообще не чувствовал. И вместо головы у него был самый большой колокол из Храма Мартера Хромого.
— Бом! Бом! Бом! — грозным набатом стучало в его голове.
— Бом! Бом! Бом! — только этот звук окружал его в вязкой темноте, лишившей его и рук, и ног.
— Бом! Бом! Бом! — сколько уже раз он это слышал? Сто? Тысячу?.. Или же сто тысяч?
— Бом! Бом! Бом! — видимо это сзывают на прощальную молитву, на которой будут его отпевать.
Его?.. А кто он?.. Кто он такой?..
— Бом! Бом! Бом! — кажется он догадался! Резкая боль пронзила вдруг голову, и он понял, что эти несмолкающие удары — ни что иное, как биение его же собственного сердца, гулко отдающиеся в висках.
Открыть глаза! Сейчас же открыть глаза! Ведь должны же у него быть глаза?!
Как же это делается? Что нужно сделать, для того, чтобы открыть глаза? Он не помнил. Он всегда просто смотрел, когда ему хотелось, и всё. А теперь он вдруг взял и забыл!