В ту минуту она чувствовала, что ведет борьбу с могущественным падишахом, с десятым и величайшим султаном Османом, и что теперь кристаллизуются все их отношения. Инстинктом она угадала, что процесс этот не должен протекать быстро, коль скоро результаты его должны быть долговечными. Она поняла, что это не последний разговор с султаном.
А молодой Сулейман начал каким-то мягким мечтательным голосом говорить:
— В старинных книгах пишут, что были могущественные султанши, что после жестоких боев брали верх над султанами. Но ты, о Хюррем, хотела бы, чтобы я сдался без боя!..
— Без боя победа невозможна, — ответила она.
С минуту он смотрел в ее молодое умное лицо и потом сказал:
— Ты права. Не выиграла ли ты уже?..
Она не ответила.
Он подошел к окну и схватил ртом воздух несколько раз, будто раненый.
Женским инстинктом она угадала, что весьма глубоко внутрь загнала ему сладкую, но острую стрелу первого впечатления, симпатии и любви. И почувствовала она, что сейчас увидит попытку вырвать эту стрелу из сердца.
Молодой Сулейман задумчиво смотрел в ясную ночь. Наконец он встал рядом с ней и спросил:
— А можно ли любить больше одного раза за всю жизнь?
— Я молода и не разбираюсь в этом, — ответила она. — Но я слышала, как об этом пели сербские невольники, работающие в твоем парке.
— Как же они пели?
— Пели они так:
Первая любовь — чаша ароматного цвета,
Вторая любовь — чаша красного вина,
Третья любовь — чаша черного яда…
Сказав это нараспев, она как умела перевела сербскую песню на турецкий язык. И сразу добавила:
— Но я думаю, что и первя, и вторая любовь может стать ядом, если не благословит их Бог всемогущий.
Сулейман в душе признал, что она глубоко права, ибо разочаровался он в своей первой любви.
Он стоял как вкопанный, будучи уверенным, что она думает, будто он пережил уже и третью любовь… Но он не хотел, чтобы она уверилась в этом и через секунду добавил отчасти для себя, отчасти для нее:
— Первую чашу я уже выпил. Теперь, возможно, начинаю пить вторую, хотя вино запрещено Пророком. Я уже чувствую опьянение от него. Только бы не испить мне третьей чаши…
Он пытливо всматривался в ее глаза и был гораздо прекраснее, чем раньше, когда она только увидела его, идущего к ее госпоже. Теперь казалось ей, что уже долго она знает его. Молча слушала она стук собственного сердца.
Минуту спустя Сулейман сказал:
— Ты за все время задала один вопрос, я же — множество. Спроси меня еще о чем-нибудь… — и рассмеялся. Ему было очень любопытно, что ей интересно.
Настя посмотрела на него внимательно, не издевается ли он. Осознав, что нет, она спросила очень чинно: