— Привет, Смагин, — его окликнул, узнавая, десятник — здоровый рубака с лихим русым усом, — куда в такую жару собрался?
Сапожник, кроме десятника, заметил и еще одного знакомца, добродушного крепыша с длинным волосом, подхваченным на лбу перевязью, которому он делал сапоги в прошлом году. «Как же его зовут? — напряг память Клёнка, — по-моему, Никита». Тот тоже узнал сапожника и приветливо кивнул ему. У Клёнки немного отлегло. «Может, и пронесет, главное, держать себя уверенно», — вспомнилось правило, которому его учил отец в детстве, тоже не раз попадавший в похожие ситуации и как-то умудрявшийся из них выбираться без видимых потерь.
Смагин быстро улыбнулся и приподнял короб:
— Вот, сапоги несу в слободу. Ваши ребята заказывали.
Десятник цепко глянул на короб:
— Никита, проверь.
Смагин обмер. Он почувствовал, что в этот жаркий день ему вдруг перестало хватать воздуха. Его бросило в пот, и чтобы не показать дружинникам разрумянившееся лицо, он наклонился над коробом и в этот момент жутко пожалел, что не захватил с собой готовые сапоги Кучи — было бы что показать. А так, похоже, все. Приехал. Если его задержат и доставят в город, там быстро сообразят, откуда у него книги, и тогда голову под топор, однозначно.
Он не двигался. Медленным шагом подъехал Никита. Его конь оказался между десятником и Смагиным. Невольно он загородил короб от взглядов товарищей. Не торопясь вытащил из-за пояса топор и его длинной ручкой приподнял кусок тряпки, прикрывавшей поклажу. Мгновение он рассматривал содержимое короба, затем опустил тряпку.
— Хорошие сапоги делает Клёнка. Кому-то еще повезло, — громко сказал он, разворачивая коня. Тронул повод и, по-прежнему не глядя на Смагина, отъехал.
Дружинники оживились, и Смагин понял, что эти мгновения и для них прошли в напряжении.
— Ну, паря, топай дальше, — десятник погладил коня по шее, — и больше нам не попадайся, — и хахакнул, — шучу, не боись. Двигай, хлопцы. А то мы так домой к вечеру не попадем.
Дружинники одновременно тронули коней. Смагин дождался, пока они удалятся на почтительное расстояние, и только после вздохнул всей грудью — пронесло, и повернул к лесу. То, что только что произошло, надо было обдумать.
Почему Никита его не выдал, Смагин примерно догадывался — к книгам староверов, несмотря на все поповские вопли о бесовщине, якобы упрятанной в них, большинство русичей относились с уважением. И это уважение не смогли перебить ни князь с прихвостнями, ни христианские проповедники.
Книги стоили очень дорого, и тот, у кого они появлялись, сразу будто бы поднимался в иерархии горожан на одну ступень. Теперь к владельцу книги заходили, чтобы послушать вечерком хозяина, которой обычно с удовольствием читал берестяные страницы гостям. Книга была миром, в котором образами рассказывалось о былых временах, и тех, кто такие образы — встающие в воображении картины — видел, считали счастливцами и любимцами богов. Смагин образы видел.