С помощью Леруа удалось выяснить, что «де Дитрих» имеет четыре передачи переднего хода и одну заднего, а потом и применить полученные знания на ходу. Француз успехам русских водителей бурно обрадовался:
— Тре бьен! Тре бьен!
— Это он чего? — заинтересовался Ерофеев.
— Превосходно, говорит, — перевел Леруа.
— А-а. А ничего мусье, соображает. Надо будет сегодня вечером закрепить франко-русскую дружбу.
Намек был более чем прозрачный.
— Вы там сильно не увлекайтесь, завтра продолжим машины осваивать, — напомнил разошедшемуся механику Сергей.
Пока Иваныч общался с французом, Леруа обратился к Сергею:
— Вы позавчерашние газеты читали?
— Нет, а что там?
— Образован российский аэроклуб. Предполагается, что он будет содействовать развитию идеи применения воздухоплавания в научно-технических, военных и спортивных целях, а также объединит ученых и энтузиастов воздухоплавания.
— А плавать предполагается на аппаратах тяжелее воздуха, — предположил Иванов.
— В том числе, — улыбнулся Леруа, — но и дирижабли без внимания не останутся. Ходят слухи, что государь намерен взять клуб под свое покровительство.
— Государь — это, конечно, хорошо, но у нас свои задачи, давайте с остальными машинами разберемся.
День спустя, как и предполагалось по плану, машины тронулись в путь. Первый участок был самым сложным, поскольку пролегал по столичным улицам. Первые автомобили на столичных улицах уже появились, но тут была целая колонна из четырех грузовиков. Распугивая прохожих клаксонами, ведомые начинающими шоферами машины виляли по улицам. Встречные лошади шарахались в стороны. За колонной тянулась вонь сгоревшего бензина, а вслед летели мат и лошадиное ржание. Каким-то чудом никого не задавив, колонна миновала Среднюю Рогатку и повернула на Московский тракт.
Семьсот верст до Москвы прошли за четверо суток. Превышать скорость в двадцать километров в час строжайше запрещалось. Каждый час колонна останавливалась. Машины тщательно осматривались на предмет поиска возможных неисправностей, шофер и его помощник менялись местами, после чего движение возобновлялось. Двигались исключительно в светлое время суток, толку от ацетиленовых фонарей было существенно меньше, чем возни с ними. Дважды приходилось объезжать не внушавшие доверия мосты вброд, а Волгу в Твери форсировали по железнодорожному мосту.
Машины поломками не досаждали, если не считать пары сломанных деревянных спиц у «Берлие». А люди вымотались. Плохая дорога, деревянные колеса с железными ободьями и жесткие рессоры вытрясали душу. К тому же многие вещи, уже непривычные фронтовым шоферам, сейчас воспринимались как обычное явление. За два дня освоить ранее невиданную технику и отправиться в пробег длиной две с половиной тысячи верст — нормально. Почистить свечи и отрегулировать зажигание перед каждым пуском двигателя — в порядке вещей. Разгрузить машину перед не внушавшим доверия мостом, буквально на руках перетащить ее и груз на другой берег, там погрузить все обратно и продолжить путь — никаких проблем.