— Это к тебе не относится.
— Знаю. Но я не самая любимая его дочь, — продолжала откровенничать Пейдж. — У меня была сестра. Элизабет умерла, когда ей было семь лет, а мне — шесть. Она его любимица. Отец обожал ее, как никого другого. До сих пор он ходит на могилу в каждый день рождения сестры и делает ей подарки. Кстати, в среду день рождения Элизабет. Мне кажется, он потому и очнулся, чтобы не нарушать традицию и пойти к ней. Боже, можно подумать, я ревнивая сестра, правда?
— Не знаю. Я росла единственным ребенком в семье.
— Но больше так не будет. — Пейдж не знала, когда она решила, что Алиса станет частью ее жизни. Час назад об этом не могло быть и речи, но вдруг ей стало ясно одно: у нее есть шанс сделать их отношения по-настоящему близкими. — У нас есть право изменить все, — сказала она. — Мой отец не говорил мне о тебе. Твоя мама не говорила тебе о нем. Но теперь наше с тобой дело, кем мы намерены стать друг для друга.
Казалось, Алиса опешила от ее слов.
— Наверное, — проговорила она медленно. — Насколько я понимаю, наш отец пришел в себя. Он рассказал тебе что-нибудь о своем появлении в Китайском квартале?
— Нет, он вообще ничего не помнит о прошлой неделе. Надеемся, что память вернется. До тех пор мы будем действовать вместе, чтобы защитить наших родителей. — Пейдж увидела, что Райли возвращается с рекламной листовкой в руках. — Нашел расписание занятий?
— Кое-что. Но время неудобное.
— У меня такое чувство, что ты найдешь на это время, — усмехнулась она.
— Можешь заниматься со мной вместе.
Пейдж рассмеялась.
— А ты доверял бы мне с мечом в руке?
— Только если мой меч был бы длиннее твоего.
— Слово настоящего мужчины.
Райли не успел ответить, к ним подошел Бен.
— Я готов. Пожалуйста, простите за задержку. Если вы не против, отправимся к моему дяде.
Пейдж улыбнулась Райли, который с тоской посмотрел на двух партнеров, готовых к схватке, вооруженных на этот раз длинными заостренными копьями.
— Пойдем, — сказала Пейдж, беря его за руку. — Ты можешь поиграть в воина позже. Нам есть чем заняться.
— Мой дядя, Гай Фонг, до сих пор преподает каллиграфию вечером по субботам, — объяснял Бен, когда они поднялись на второй этаж и остановились перед дверью квартиры. — Он, должно быть, уже заканчивает. Если ученики еще не ушли, придется тихонько подождать. Он терпеть не может, когда его прерывают.
Пейдж кивнула, и Бен открыл дверь. Как он и говорил, три подростка сидели за обеденным столом и старательно выводили китайские иероглифы длинными, щедро украшенными кисточками.
Они подошли поближе, посмотреть, как рисуют дети. Пейдж удивилась точности и вниманию к деталям. И конечно, сосредоточенности учеников, которым, наверное, хотелось заняться чем-то другим в субботу вечером. Дядя Бена, невысокий человек с квадратным лицом и густыми черными волосами, стоял около стола. Пронзительно черными глазами он наблюдал за юными подопечными. Этому человеку с суровым лицом лет сорок или чуть больше, подумала Пейдж. Но не сказала бы точно. Возможно, отрешенность от сиюминутности внешнего мира всех участников действа прибавляла возраст и учителю.