Ну не хмурься, давай я развеселю тебя рассказом про наш выпускной. Дети настолько талантливы и непосредственны, я только поражалась этому. Как они старались! Я удивлялась артистизму детей, их подготовленности. Они замечательно танцевали, недаром с ними занимался хореограф. Замечательно пели, да и вообще, все, что они делали, выглядело просто великолепно. Представляешь, даже Саша участвовала в празднике, как действующее лицо. Ведущий объявил: «А сейчас мы вспомним, какими мы пришли в детский сад». Выбежали эти двухлетние малыши, наша Саша была самая маленькая. Они встали в ряд, вытянули ручку вперёд и стали наказывать ребятам: «На уроках не зевайте и пятерки получайте!» Весь зал грохнул от смеха.
Какой же радостью наполняются сердца при виде двух и трёхлетних крох, которые танцуют. Они танцевали немножко неуклюже и смешно, но так трогательно. Я даже заплакала от этой трогательной сцены, и я была не единственной, на глазах у многих были слёзы умиления.
Целую тебя, мой единственный, храни тебя Бог!
Я знаю, что я плохо кончу. У меня такая дурная наследственность. Среди моих родственников никто нормально не умирал.
Очень даже возможно, что я умру нелепой смертью на этой каторге. Я ожидаю этого момента постоянно. Каждую минуту я ощущаю, что несчастный случай подстерегает меня.
Я забираюсь на поднятый прицеп с торфом. Балансирую на одной ноге. Держусь, как обезьяна, другой ногой. И двумя руками, лопатой выгребаю торф. Прицеп скрипит. Угрожающе кренится. И когда он с вселенским грохотом обрушивается, многотонным весом ломая раму, я уже успеваю спрыгнуть.
— Падди, как у нас с техникой безопасности? — я почти плачу от шока, который я испытал.
— Я понимаю твою точку зрения, Александр, но всё что ты говоришь это полная чаша дерьма! — Падди полон решимости отмежеваться от ответственности любой ценой.
— Но я мог погибнуть, что‑то должно быть сделано для безопасности! — я уже не знаю, КАКИМ ОБРАЗОМ взывать к его совести.
— Как насчет, никогда? Никогда устроит тебя?
Я толкаю тележку с торфом. Пятисоткилограммовым весом, неуправляемая и неустойчивая она грозит оторвать мне руку, при встрече с каждой полкой, но только вера спасает меня. Я толкаю её, упираясь в любую неровность, выгибаюсь пружиной, мой позвоночник работает как рессора грузовика.
— Падди, как у нас с техникой безопасности? Я надорву грыжу, я сломаю себе спину! — теряя контроль над собой, я взываю к тонким струнам души Падди.
— Ты какой‑то не в себе. Александр, не верь всему, что ты думаешь! Я чересчур занят сейчас, — парирует Падди, как мушкетёр рапирой, и исчезает за воротами.