Паровозы трубят от меня через тысячи лет.
Паровозы трубят, вылетая навстречу простору,
потому что для них ничего притягательней нет.
Пусть их. День отспешил и уйдёт по просохшей дороге.
Из сеней потянуло простудной струёй сквозняка.
Нам сидится, молчится. Какие тут, к ляду, итоги?..
Засинело в окошках. А всё-таки жизнь коротка.
Но уже началось ворошение заднего сада:
в палисаднике голо, а там раскачнулись кусты.
Полюби меня снова — опять, как тогда, до упада...
С блеском глаз в темноте и смещением всей высоты.
Чтобы снова кино, чтобы клёны с безумной луною,
чтобы свет проносился по листьям счастливой водой.
Чтобы хмурый подросток, тогда называвшийся мною,
с перехваченным горлом стоял под случайной звездой.
8
Снова мёдом пропахнул настой тростникового лета.
Тишина расстояний теряется в палевой мге.
Но ударит июль роковыми стволами дуплета —
и фуражку сорвёт, и приклад перекинет к ноге.
Как сырое беремя, мне руки мой век прогибает.
И утица вертится в пруду на весёлой воде.
Перепончатой лапой буровит и клювом долбает,
низко голову прячет, ныряя неведомо где.
Что мне время моё и гудение полой тростины?
Что мне тяга пространства и пряная эта вода?
Поплавки этих уток, их нежно покатые спины,
отряхнувшие Лету, чтоб снова вернуться сюда?
Ведь не в этом же суть и не в этом постыдная вера!
Что-то есть выше слова, за пряничной ложью стиха,
где уже не услышишь солдатской походки размера,
где закончены счёты и боль узнаванья тиха!..
9
Облиствели сады. Пахнет спиртом и детством природы.
Не смотри на меня: я тут вправду совсем ни при чём.
Это просто случилось (как все предыдущие годы),
и анисовым ветром подуло над левым плечом.
Ну а дальше — тепло и младенческий пух сотворенья,
прошивные полотна по тыну растянутых дней.
Бестолковое время, бессмысленный стих-говоренье,
из-за этой бессмыслицы ставший как будто родней.
Дальше май загрохочет никчёмной в хозяйстве грозою
или глины просядут под тяжестью первых дождей.
Не смотри на меня, я и сам не привык к мезозою —
к этим стратам Сухуши со шляпками Божьих гвоздей.
Так, наверно, и надо. Наш мир по-хозяйски сколочен.
Он стоит, как и прежде, на трёх исполинских китах.
И всё так же безумен, прекрасен и мелочно склочен...
И сезонно лысеет бугор на пригретых местах.
10
Ходят кругом ветра по смертельному этому миру,
ни сезонов не помнят, ни молью побитых ночей.
Лишь в кадетских каре расставляют года по ранжиру,
чтобы реяли лычки и грели ещё горячей.
Чтоб кругами повтора,
кругами,
кругами повтора,